Первым, что осознал Эрагон, было то, что ему тепло и сухо, щека прижата к грубой ткани, а руки не связаны. Юноша пошевелился, но прошли минуты, прежде чем он смог с усилием выпрямиться и изучить, что находится вокруг.
Он сидел в какой-то камере на узкой неровной койке. Высоко в стену было врезано зарешёченное окно. А обитая железом дверь с маленьким окошком в верхней части, забранным решёткой, как и то, что в стене, была надёжно заперта.
Стоило Эрагону шевельнуться, как на лице его треснула запёкшаяся кровь. И лишь через миг он вспомнил, что эта кровь — не его. Голова ужасно болела — чего и следовало ожидать, учитывая, какой удар он получил, — а в разуме царил странный туман. Юноша попытался воспользоваться магией, но не смог сосредоточиться в достаточной степени, чтобы вспомнить хоть какое-нибудь из древних слов.
Должно быть, меня опоили, наконец решил Эрагон.
Он со стоном поднялся — на бедре не хватало знакомого веса Зар’рока — и пошатываясь подошёл к окну в стене. Наружу удалось выглянуть, лишь встав на цыпочки. С минуту юноша привыкал к яркому свету внешнего мира. Окно находилось вровень с землёй. Мимо стены камеры пролегала улица, набитая людьми, занятыми своими делами, а за ней вставали ряды одинаковых бревенчатых домов.
Почувствовав слабость, Эрагон сполз по стене на пол и тупо уставился на него. То, что он увидел снаружи, его обеспокоило, но юноша не был уверен, почему. Проклиная притупленное мышление, он откинул голову назад и попытался очистить разум. В этот момент в камеру вошёл какой-то человек и поставил на койку поднос с едой и кувшин с водой.
Ну разве это не любезно с его стороны? — подумал Эрагон, мило улыбаясь. Он сделал пару глотков пустых щей и откусил немного от куска чёрствого хлеба, но его желудок еле-еле принял эту пищу.
Лучше бы он принёс мне что-то получше, недовольно подумал юноша и уронил ложку.
Внезапно он понял, что было не так.
Меня схватили ургалы, не люди! Как же я оказался здесь? Но одурманенный мозг юноши потерпел поражение в схватке с этим парадоксом. Мысленно пожав плечами, Эрагон запомнил это открытие и отложил до тех пор, пока не узнает, что с ним делать.
читать дальше Юноша уселся на койку и уставился вдаль. Несколько часов спустя принесли ещё еды. А я только-только проголодался, тупо подумал он. На этот раз ему удалось поесть, не чувствуя тошноты. Покончив с едой, Эрагон решил, что пора вздремнуть. В конце концов, он же сидел на постели; что ещё ему было делать?
Его разум медленно уплывал куда-то; юношу начал обволакивать сон. Но затем где-то с лязгом открылась дверь, и раздался грохот подкованных сталью сапог, маршировавших по каменному полу. Шум становился всё сильнее и сильнее, пока Эрагону не показалось, что внутри его головы кто-то колотит по кастрюле. Он заворчал про себя. Неужели нельзя дать мне спокойно отдохнуть? Но его усталость медленно побеждало неясное любопытство, так что юноша подтащился к двери, моргая, как сова.
Сквозь окошечко он увидел широкий коридор, примерно в десять ярдов в поперечнике. В стене напротив в одну линию выстроились камеры, похожие на его собственную. А по коридору шагала колонна солдат, державших наготове обнажённые мечи. Все они носили одинаковые доспехи, на лицах застыло одно и то же суровое выражение, а ноги опускались на пол с механической точностью, не сбиваясь ни на шаг. Звук этот гипнотизировал. То была впечатляющая демонстрация силы.
Эрагон наблюдал за солдатами, пока ему не наскучило. Но затем он заметил, что в середине колонны строй был нарушен. Двое плотных мужчин тащили под руки потерявшую сознание женщину.
Длинные волосы, чёрные, как полночь, скрывали её лицо, несмотря на перехватившую лоб кожаную ленту, что должна была придерживать густые локоны. Одеждой женщине служили тёмные кожаные штаны и рубашка. Её тонкую талию обвивал блестящий ремень, с которого на правом бедре свисали пустые ножны, а маленькие ступни и икры охватывали сапожки высотой до колена.
Голова пленницы склонилась набок, и Эрагон задохнулся, будто получив удар в живот. Это была та самая женщина из его снов. Её лицо с точёными чертами было идеально, оно словно сошло с картины. Округлый подбородок, высокие скулы и длинные ресницы придавали ему необычный вид. Единственным изъяном такой красоты была царапина вдоль челюсти; тем не менее, это была самая прекрасная женщина, какую Эрагон когда-либо видел.
При взгляде на неё кровь вскипела в жилах юноши. В нём что-то пробудилось — что-то, чего он раньше не чувствовал. Это было похоже на одержимость, только сильнее, почти что лихорадочное безумие. Потом волосы пленницы свесились, обнажая заострённые уши. Эрагона пробрала дрожь. Женщина была эльфийкой.
Солдаты маршировали дальше, уводя её из виду. Следом шагал высокий гордый человек, за ним волной вздымались полы накидки из собольего меха. Его лицо было бледным как смерть, а волосы — красными. Красными как кровь.
Проходя мимо камеры Эрагона, мужчина повернул голову и взглянул прямо на него своими тёмно-бордовыми глазами. Его верхняя губа вздёрнулась в жестокой улыбке, обнажая подпиленные зубы. Эрагон отшатнулся. Он понял, кто этот человек. Тень. Да помогут мне боги… Тень. Шествие продолжалось, и скоро Тень исчез из виду.
Эрагон опустился на пол, обхватывая себя руками. Даже в таком замутнённом состоянии он понимал: присутствие Тени означает, что зло свободно разгуливает по стране. Когда бы ни появлялись эти чудовища, вслед за ними непременно проливались реки крови. Что здесь делает Тень? Солдаты должны были убить его, едва увидев! Затем мысли юноши вернулись к эльфийке, и его снова охватили странные чувства.
Я должен сбежать. Но, поскольку разум его был затуманен, решительность Эрагона быстро сошла на нет. Он вернулся на койку и к тому времени, как в коридоре всё стихло, уже крепко спал.
Как только Эрагон открыл глаза, он понял, что что-то изменилось. Думать было легче; юноша понимал, что он в Гил’эйде. Они совершили ошибку; снадобье выветривается! Полный надежд, Эрагон попытался связаться с Сапфирой и воспользоваться магией, но обе эти способности были по-прежнему вне его досягаемости. В душе его разверзлась бездна тревоги, стоило юноше подумать, а удалось ли драконице и Муртагу сбежать. Он потянулся и выглянул в окно. Город только просыпался; улица была пуста, если не считать двоих попрошаек.
Эрагон взялся за кувшин с водой, размышляя об эльфийке и Тени. Но, начав пить, он заметил, что у воды был какой-то слабый запах, как будто туда добавили пару капель тошнотворных духов. Поморщившись, юноша поставил кувшин на место. Должно быть, снадобье именно там, а, может, и в еде тоже! Он вспомнил, что когда ра’заки опоили его, то эффект выветривался несколько часов. Если я смогу продержаться без питья и еды достаточное время, то наверняка смогу пользоваться магией. Тогда я смогу спасти эльфийку… Он улыбнулся этой мысли и уселся в углу, мечтая, как бы это можно было сделать.
Час спустя в камеру вошёл дородный тюремщик, неся поднос с едой. Эрагон подождал, пока он уйдёт, а затем отнёс поднос к окну. Трапеза его состояла лишь из хлеба, сыра и луковицы, но от этого запаха у юноши в животе заурчало от голода. Сам себя приговаривая к бессчастному дню, он выкинул еду в окно, на улицу, в надежде, что никто этого не заметит.
Эрагон устремил все свои силы на то, чтобы справиться с воздействием снадобья. Сосредоточение хоть на какое-то время давалось ему нелегко, но чем старше становился день, тем больше повышалась острота ума юноши. Он начал вспоминать какие-то из древних слов, но при их произнесении ничего не происходило. Эрагон готов был кричать от досады.
Когда принесли обед, юноша отправил его в окно вслед за завтраком. Голод отвлекал его внимание, но самым большим испытанием явился недостаток воды. Горло юноши пересохло и от каждого вдоха становилось всё суше, как и рот; мысли о том, как он пьёт прохладную воду, были сущей пыткой. Но и при всём этом Эрагон заставлял себя не обращать внимания на кувшин.
От собственных лишений юношу отвлекла суматоха в коридоре. Какой-то мужчина громко спорил:
— Вам туда нельзя! Приказы ясны: его никто не должен видеть!
— Неужели? И вы собираетесь умереть, останавливая меня, капитан? — вмешался чей-то мягкий голос.
Вслед за тем последовало приглушённое:
— Нет… но король…
— С королём разберусь я, — прервал его второй. — Ну же, откройте дверь.
После недолгого молчания за дверьми камеры Эрагона забряцали ключи. Юноша попытался притвориться вялым. Нужно вести себя так, будто я не понимаю, что происходит. Я не могу выказывать удивление, что бы ни сказал этот человек.
Дверь отворилась. И у Эрагона перехватило дыхание, когда он взглянул в лицо Тени. Это было всё равно что смотреть на слепок с лица умершего или отполированный череп с натянутой на него кожей для придания видимости жизни.
— Приветствую, — проговорил Тень с холодной улыбкой, показывая подпиленные зубы. — Я давно ждал встречи с тобой.
— Хто… хто вы? — спросил Эрагон, коверкая слова.
— Никто особенный, — ответил Тень, в его тёмно-бордовых глазах светилась сдерживаемая угроза. Он сел, вычурно взмахнув плащом. — Для того, кто находится в твоём положении, моё имя не имеет значения. Да оно тебе и не скажет ничего. Это ты — тот, в ком я заинтересован. Кто ты такой?
Вопрос был поставлен достаточно невинно, но Эрагон понимал, что в нём должна быть какая-то загвоздка или ловушка, хоть они от него и ускользали. Юноша притворился, что с усилием обдумывает вопрос, и через какое-то время медленно проговорил, нахмурясь:
— Точно не знаю… М-ня з-вут Эрагон, но это же не весь я, так ведь?
Тень резко рассмеялся, туго растягивая узкие губы.
— Нет, не весь. А у тебя интересное сознание, мой юный Всадник. — Он наклонился вперёд. Кожа на его лбу была тонкой и полупрозрачной. — Похоже, мне нужно говорить прямее. Как твоё имя?
— Эра…
— Нет! Не это. — Тень прервал его взмахом руки. — Разве у тебя нет другого, которым ты пользуешься лишь изредка?
Он хочет узнать моё истинное имя, чтобы получить надо мной власть! — понял Эрагон. Но я не могу ему сказать. Я и сам-то его не знаю. Он принялся быстро соображать, пытаясь выдумать хитрость, способную скрыть его неведение. Что если мне выдумать имя? Юноша заколебался — ведь это может легко его выдать, — но затем стал лихорадочно создавать такое имя, которое выдержит пристальную проверку. И когда он уже был готов произнести его, то решил рискнуть и попробовать испугать Тень. Юноша ловко поменял несколько букв местами, потом глупо кивнул и ответил:
— Бром мне его однажды сказал. Это было… — На несколько секунд затянулась пауза, затем лицо Эрагона просветлело, будто он вспомнил. — Это было Ду Сýндавар Фреор. — Что почти буквально означало «смерть теней».
На камеру опустилась зловещая, гнетущая тишина; Тень сидел недвижно, прикрыв глаза. Казалось, он глубоко погрузился в задумчивость, размышляя о том, что узнал. И Эрагону подумалось, а не слишком ли он далеко зашёл. Он подождал, пока Тень шевельнётся, и только потом простодушно спросил:
— А зачем вы тут?
Тень взглянул на него с презрением в красных глазах и улыбнулся.
— Чтобы тайно позлорадствовать, конечно же. Какая польза от победы, если ею нельзя насладиться? — Голос его был уверенным, но сам он выглядел беспокойным, как будто нарушились его планы. Внезапно Тень встал. — Я должен уделить внимание кое-каким делам, но в моё отсутствие ты должен хорошенько подумать о том, кому предпочтительнее служить: Всаднику, предавшему твой собственный орден, или своему собрату, вроде меня, пусть и познавшему тайные искусства. Когда придёт время выбирать, нейтральным тебе остаться не удастся.
Он повернулся к выходу, но затем бросил взгляд на кувшин с водой и остановился, лицо его закаменело.
— Капитан! — отрывисто бросил он.
В камеру ворвался широкоплечий мужчина с мечом в руке.
— Что такое, мой господин? — встревоженно спросил он.
— Уберите эту игрушку, — приказал Тень. Он повернулся к Эрагону и проговорил почти неслышно: — Мальчишка не пил свою воду. Почему?
— Я говорил с тюремщиком. Каждая миска и тарелка были выскоблены дочиста.
— Хорошо, — смягчился Тень. — Но проследите, чтоб он снова начал пить. — Он наклонился к капитану и что-то пробормотал ему на ухо. Эрагон уловил последние несколько слов: — …дополнительную порцию, на всякий случай.
Капитан кивнул. Тень вновь обратил внимание на Эрагона.
— Завтра мы поговорим вновь, когда я уже не буду так ущемлён во времени. Знаешь ли, меня бесконечно очаровывают имена. И я с великим наслаждением побеседую с тобой о твоих — в гораздо больших подробностях.
От того, как он это сказал, Эрагон почувствовал внезапную слабость.
Когда камера опустела, юноша лёг на койку и закрыл глаза. Уроки Брома доказали теперь свою ценность; он положился на них, чтобы не допустить до себя панику и успокоиться. Всё в моих руках; мне нужно только этим воспользоваться в своих интересах. Его мысли прервал шум — приближались солдаты.
Юноша встревоженно подошёл к двери и увидел, как двое воинов тащат эльфийку по коридору. Когда её уже нельзя было разглядеть, Эрагон плюхнулся на пол и снова попытался коснуться магии. Но она ускользнула из-под его власти, и с губ юноши сорвались проклятья.
Он выглянул из окна в город и стиснул зубы. День дошёл всего лишь до середины. Сделав глубокий успокаивающий вздох, юноша попытался заручиться терпением и принялся ждать.