На следующее утро Эрагон старался не вспоминать о недавних событиях; думать о них было слишком мучительно. Вместо этого он сосредоточился на своей цели найти и убить ра’заков.
Пристрелю их из лука, решил юноша, представляя, как будут выглядеть закутанные в плащ фигуры с торчащими из них стрелами.
Эрагону даже встать было трудно. Его мышцы сводило от малейшего движения, а один из пальцев распух и покраснел. Когда путники были готовы в дорогу, юноша забрался на спину Кадоку и кисло проговорил:
— Если так пойдёт и дальше, ты меня на куски разнесёшь.
— Я бы не давил на тебя так, если бы не считал, что ты в силах это вынести.
— На сей раз я бы не возражал, думай ты, что я слабее, — пробормотал Эрагон.
Кадок нервно затанцевал, когда Сапфира подошла к ним. Драконица взглянула на коня с чувством, близким к отвращению, и сказала:
На равнинах негде спрятаться, так что я не собираюсь ломать голову, как бы кто меня не заметил. Просто с этого момента полечу над вами. Она взлетела, а путники принялись спускаться по крутому склону. Во многих местах тропа почти исчезала, и им приходилось самим прокладывать путь вниз. Временами они спешивались и вели коней в поводу, держась за ветки и стволы деревьев, чтобы не упасть с откоса. Земля была усыпана булыжниками, это затрудняло спуск. Несмотря на холод, от такого непростого испытания путникам было жарко, их всё вокруг раздражало.
Лишь около полудня, достигнув подножия скал, они остановились отдохнуть. По левую руку от них река Анора меняла направление и устремлялась на север. Резкий ветер проносился по равнине, немилосердно хлеща людей и коней. Почва здесь была высохшей, пыль летела в глаза.
Эрагон оробел, увидев, насколько всё здесь плоское; поверхность равнин не нарушали ни пригорки, ни холмики. А ведь юноша всю свою жизнь прожил в окружении гор и холмов. Без них он почувствовал себя беззащитным и уязвимым, будто мышь под зорким орлиным оком.
читать дальше Дойдя до равнин, тропа разделилась натрое. Первый путь поворачивал на север, к Кевнону, одному из величайших северных городов, второй вёл прямо через равнины, третий же уходил на юг. Путники проверили все дороги на предмет следов ра’заков и, наконец, нашли — они направлялись прямиком в луга.
— Похоже, они ушли к Язуаку, — озадаченно произнёс Бром.
— Где это?
— Прямо на восток и четыре дня пути, если всё пойдёт благополучно. Это маленькая деревня, расположенная на реке Найнор. — Старик указал на Анору, уносившую свои воды от них на север. — Здесь наш единственный источник воды. Надо вновь наполнить бурдюки, прежде чем пытаться пересечь равнины. Между нами и Язуаком больше нет ни пруда, ни ручья.
В душе Эрагона начал просыпаться охотничий азарт. Через несколько дней — может, через неделю — он отомстит за смерть Гэрроу своими стрелами. А потом… О том, что может случиться после, юноша и думать не хотел.
Путники наполнили бурдюки, напоили лошадей и сами выпили из реки столько, сколько могли. Сапфира присоединилась к ним и тоже сделала несколько больших глотков. Подкрепив свои силы, они повернули на восток и начали переход через равнины.
Для себя Эрагон решил, что первым его сведёт с ума ветер. Ведь во всём, что заставляло юношу чувствовать себя несчастным, — обветренные губы, пересохший язык и воспалённые глаза — во всём был виноват именно он. Непрестанные порывы ветра преследовали путников весь день. Вечером он лишь усилился, вместо того чтобы утихнуть.
Им негде было укрыться, так что пришлось разбивать лагерь под открытым небом. Эрагон нашёл какой-то низкорослый кустик, низенькое упрямое растеньице, буйно разраставшееся даже при таких суровых условиях, и выдернул его из земли. Сложив ветки аккуратной кучкой, юноша попытался поджечь их, но дерево лишь дымило и источало едкий запах. Раздражённый юноша швырнул трутницу Брому.
— Не могу я разжечь костёр, особенно при этом клятом ветре. Посмотри, сможешь ли что-то сделать: иначе ужин будет холодным.
Бром опустился на колени рядом с кустом и критически его осмотрел. Затем поменял пару веток местами и ударил по трутнице, осыпая будущий костёр водопадом искр. Снова пошёл дым, но этим всё и ограничилось. Бром нахмурился и попробовал ещё раз, но оказался не удачливей Эрагона.
— Брисингр! — сердито ругнулся старик, вновь ударяя по кремню. Внезапно пламя занялось, и довольный Бром отступил назад. — Наконец-то. Должно быть, ветки затлели изнутри.
Пока готовился ужин, Бром и Эрагон фехтовали на своих подобиях мечей. От усталости им обоим пришлось нелегко, так что этот урок вышел коротким. Поев, они улеглись рядом с Сапфирой и уснули, весьма признательные ей за предоставленное укрытие.
Наутро их поприветствовал тот же холодный ветер, мчавшийся над этой ужасной равниной. Ночью губы Эрагона потрескались; каждый раз, когда он улыбался или разговаривал, на них выступали бисеринки крови, а если слизывал их, ему становилось ещё хуже. С Бромом творилось то же самое. Перед тем, как оседлать коней, путники напоили их из своих запасов, но скудно — воду приходилось беречь. И день этот превратился в тот же бесконечный тяжёлый путь по однообразной местности.
На третий день Эрагон проснулся, чувствуя себя хорошо отдохнувшим. Одно это — да и то, что ветер стих, — привело юношу в хорошее расположение духа. Однако его приподнятое настроение несколько поугасло, когда он увидел, что на них надвигаются грозовые облака, омрачившие небо.
Бром посмотрел на тучи и скривился.
— Обычно я навстречу таким грозам не хожу, но нас накроет, что бы мы ни делали, так что — можно и ещё немного пройти.
Было ещё тихо, когда путники достигли края грозового фронта. Войдя в его тень, Эрагон взглянул вверх. Грозовая туча причудливой формы казалась природным собором с массивной сводчатой крышей. Призвав на помощь толику воображения, юноша мог различить в ней колонны, окна, парящие ярусы и скалящихся горгулий. Это была дикая красота.
Опустив взгляд, Эрагон увидел, как к ним, приминая траву, помчалась будто бы гигантская рябь. Через секунду он понял, что эта волна была сильнейшим порывом ветра. Бром тоже её увидел, и путники ссутулили плечи, готовясь встретить грозу.
Буря была уже почти над ними, когда Эрагону пришла в голову ужасная мысль, и он развернулся в седле, крича одновременно и вслух, и мыслями:
— Сапфира! Вниз!
Бром побледнел. Они увидели, как там, над их головами, драконица пикирует к земле. У неё не получается!
Сапфира развернулась и полетела туда, откуда они пришли, чтобы выиграть время. Путники следили за ней — и тут вся ярость бури ударила по ним, подобно молоту. Эрагон задохнулся и вцепился в седло, в его ушах бешено завыл ветер. Кадок покачнулся и зарылся копытами в землю, его грива хлопала на ветру. Ветер рвал одежду путников невидимыми пальцами, воздух темнел, наполняясь облаками пыли.
Эрагон сощурился, ища взглядом Сапфиру, и увидел, как она тяжело садится и припадает к земле, вцепляясь в неё когтями. Ветер добрался до драконицы, когда та начала складывать крылья, развернул их гневным рывком и потащил её вверх. На какой-то миг Сапфира зависла в воздухе, удерживаемая силой бури, а затем её швырнуло на спину.
Эрагон дико рванул поводья, развернул Кадока и поскакал обратно по тропе, погоняя коня и каблуками, и мыслями. Сапфира! — закричал он. Оставайся на земле. Я иду! Юноша почувствовал мрачное подтверждение — она услышала. Приблизившись к Сапфире, Кадок заартачился, так что Эрагон спрыгнул на землю и помчался к драконице.
Лук бил его по голове. Сильный порыв ветра лишил юношу равновесия, и он полетел вперёд, ударившись грудью о землю. Перекатившись, Эрагон с рычанием вскочил, не обращая внимания на глубокие царапины на коже.
Сапфира была от него лишь в трёх ярдах, но он не мог к ней приблизиться из-за молотящих по воздуху крыльев. Драконица пыталась сложить их, борясь с неодолимой бурей. Эрагон побежал к её правому крылу, чтобы прижать его, но ветер поймал драконицу, и она перекувыркнулась через юношу. Шипы на её спине прошли в каких-то дюймах от его головы. Сапфира заскребла когтями землю, пытаясь устоять.
Её крылья вновь начали подниматься, но, прежде чем они могли подбросить драконицу в воздух, Эрагон бросился на левое. Крыло согнулось на суставах, и Сапфира плотно прижала его к телу. Юноша прыгнул ей на спину и упал на второе крыло. Внезапно ветер раскрыл его вверх, и паренёк соскользнул на землю. Завершив падение перекатом, он вскочил и вновь ухватился за крыло. Сапфира начала его складывать, и Эрагон помогал ей изо всех сил. Ветер ещё боролся с ними какой-то миг, но они совладали с ним последним резким усилием.
Эрагон прислонился к Сапфире, тяжело дыша. Ты в порядке? Он чувствовал, как она дрожит.
Драконица немного помедлила, прежде чем ответить. Я… кажется, да. Её мысленный голос дрожал. Ничего не сломано — я не могла ничего сделать, ветер не пускал меня. Я была беспомощна. Содрогнувшись, она затихла.
Юноша с беспокойством взглянул на неё. Не волнуйся, ты в безопасности. Затем он заметил Кадока, стоявшего довольно далеко крупом к ветру. Эрагон мысленно приказал коню вернуться к Брому, а потом забрался на Сапфиру. Она поползла по тропе, борясь с грозой, а паренёк прильнул к её спине и старался не поднимать голову.
Когда они добрались до Брома, тот закричал, перекрывая шум ветра:
— Она ранена?
Эрагон покачал головой и спешился. Кадок с ржанием подрысил к нему. Юноша погладил коня по вытянутой щеке, а Бром указал на тёмную завесу дождя, несущуюся к ним в виде серых потоков, покрытых рябью.
— Ну, что ещё-то? — закричал Эрагон, поплотнее запахивая одежду.
Ливень настиг их, и юноша вздрогнул — хлещущий дождь был холоден, как лёд; вскоре они все промокли до костей и дрожали.
Молния копьём вспорола небо, то исчезая, то показываясь вновь. Голубые разряды в милю длиной испещряли горизонт, за ними следовали раскаты грома, сотрясавшие землю под ногами. Это было прекрасное, но такое опасное зрелище. То тут, то там от ударов молний вспыхивали костерки из травы, но лишь затем, чтобы их уничтожил дождь.
Буйство стихий утихало с неохотой, но наступил вечер — и те устремились куда-то в другое место. Небо вновь очистилось, и заходящее солнце засверкало во всём своём великолепии. Когда лучи света окрасили облака пламенеющими цветами, всё вокруг приобрело резкий контраст, став ярко освещённым с одной стороны и погружённым в глубокую тень — с другой. Предметы странным образом увеличились; стебли травы казались крепкими, будто мраморные колонны. Обычные вещи обрели неземную красоту; у Эрагона было такое чувство, будто он находится внутри картины.
Омоложенная земля пахла свежестью, проясняя мысли и поднимая настроение. Сапфира потянулась, изгибая шею, и счастливо заревела. Лошади шарахнулись от неё, но Бром и Эрагон заулыбались при виде избытка чувств драконицы.
Пока не стемнело, путники остановились на ночлег в неглубокой низине. Слишком измученные, чтобы ещё и тренироваться, они сразу легли спать.