Выйдя в коридор, Эрагон с наслаждением потянулся; от долгого сидения всё тело затекло. За его спиной в кабинет Ажихада зашли Близнецы и закрыли за собой дверь. Эрагон взглянул на Орика.
— Прости, у тебя из-за меня неприятности, — извинился он.
— Не волнуйся об этом, — крякнул Орик, потянув себя за бороду. — Ажихад дал мне то, чего я хотел.
Его словам поразилась даже Сапфира.
— О чём ты? — спросил Эрагон. — Ты не можешь тренироваться и вступать в бой, а ещё тебя заставили охранять меня. Да кто такого захочет?
Гном смерил его спокойным взглядом.
— Ажихад — хороший вождь. Он понимает, как сделать так, чтобы законы не становились несправедливыми. Я несу наказание по его приказу, но я также и подданный Хротгара. Под его рукой я по-прежнему могу делать то, что захочу.
И Эрагон понял, что забывать двойную верность Орика и расщеплённую природу власти в Тронжхейме будет куда как не мудро.
— То есть, Ажихад только что поставил тебя в выгодное положение?
Орик низко рассмеялся.
— Вот именно, да ещё и таким образом, что Близнецы и пожаловаться не смогут. Это их точно разозлит. Ажихад — хитрый малый, о да. Пошли, парень, ты наверняка голодный. И дракона твоего ещё надо разместить.
Сапфира зашипела. А Эрагон уточнил:
— Её зовут Сапфира.
Орик слегка поклонился ей.
— Мои извинения, я непременно запомню.
читать дальше Гном снял со стены оранжевый светильник и повёл своих подопечных по коридору.
— А кто-нибудь ещё в Фарзен Дуре умеет пользоваться магией? — спросил Эрагон, стараясь не отставать от провожатого, взявшего быстрый шаг. В руках юноша баюкал Зар’рок, прикрывая предплечьем символ на ножнах.
— Немногие, — ответил Орик, быстро пожав плечами, обтянутыми кольчугой. — А те, что есть, только синяки и лечат, не больше. И всем им сейчас приходится заботиться об Арье, потому что на её исцеление требуются немалые силы.
— Всем — кроме Близнецов.
— Оэи, — проворчал Орик. — Да она бы и не приняла от них помощи; их умения исцелению не служат. Близнецы обладают даром строить планы и козни ради власти — и во вред всем остальным. Дейнор, предшественник Ажихада, позволил им присоединиться к Варденам, потому что нуждался в их поддержке… ведь нельзя выступать против Империи без чародеев, способных выстоять под ударами врага на поле битвы. Они, конечно, мерзкая парочка, но и пользу кое-какую приносят.
Они вошли в один из главных туннелей, деливших Тронжхейм на части. То тут, то там группами прогуливались гномы и люди, и голоса их громким эхом отражались от полированного пола. Но разговоры резко прекратились, когда все увидели Сапфиру; на неё мигом устремились десятки глаз. Не обращая внимания на зевак, Орик свернул налево, направляясь к одним из врат Тронжхейма, видневшимся в отдалении.
— Куда мы идём? — спросил Эрагон.
— Прочь из этих коридоров, чтобы Сапфира могла взлететь к драконьему лежбищу над Исидар Митрим, Звёздной Розой. У него нет крыши — вершина Тронжхейма открыта небу, как и вершина Фарзен Дура, — так что она, то есть, ты, Сапфира, сможешь приземляться прямо на лежбище. Раньше там останавливались Всадники во время визитов сюда.
— А без крыши — не будет ли там холодно и сыро? — поинтересовался юноша.
— Нет. — Орик покачал головой. — Фарзен Дур защищает нас от стихий. Сюда не проникают ни дождь, ни снег. К тому же, в стенах лежбища полно мраморных пещер для драконов. Они обеспечивают необходимое укрытие. Бояться нужно только сосулек; если уж одна упадёт, то сможет разрубить лошадь надвое, такое уже бывало.
Со мной всё будет хорошо, заверила юношу Сапфира. Мраморная пещера безопасней любого из тех мест, в которых мы останавливались.
Может быть… Как думаешь, с Муртагом всё обойдётся?
Ажихад показался мне честным человеком. Пока Муртаг не попытается сбежать, сомневаюсь, чтобы кто-то ему навредил.
Эрагон скрестил руки на груди, говорить дальше ему не хотелось. Не проходило ошеломление от того, как резко сменились обстоятельства дня вчерашнего ко дню сегодняшнему. Их сумасшедший побег из Гил’эйда наконец-то окончился, но тело юноши по-прежнему порывалось куда-то бежать и скакать.
— А где наши лошади?
— В конюшнях у ворот. Можно зайти к ним перед уходом.
Они вышли из Тронжхейма через те же ворота, сквозь которые и вошли. Золотые грифоны мерцали цветными отсветами, собранными десятками светильников. Во время разговора Эрагона с Ажихадом солнце ушло — свет более не проникал в Фарзен Дур сквозь отверстие в кратере. А без его лучей с пляшущими в них пылинками внутри полой горы царила бархатная тьма. Единственное освещение давал Тронжхейм, ярко сверкавший во мраке. Блеска города-горы хватало, чтобы осветить землю на сотни футов.
Орик указал на белую вершину Тронжхейма.
— Там, наверху, тебя ожидают свежее мясо и чистая вода, — сказал он Сапфире. — Можешь расположиться в любой из пещер. Как только ты выберешь одну, там тут же устроят тебе постель и более никто тебя не побеспокоит.
— Я думал, мы пойдём туда вместе. Не хочу, чтоб мы жили отдельно, — запротестовал Эрагон.
Орик повернулся к нему.
— Всадник Эрагон, я сделаю всё, чтобы обустроить тебя с комфортом, но будет лучше, если Сапфира подождёт в лежбище, пока ты не поешь. Туннели, ведущие к банкетным залам, слишком узки для неё, она не сможет сопровождать нас.
— А почему нельзя принести мне еды в лежбище?
— Потому, — осторожно проговорил Орик, — что еда готовится внизу, а путь наверх долог. Если пожелаешь, в лежбище можно послать слугу с трапезой для тебя. Это займёт некоторое время, но тогда ты сможешь поесть с Сапфирой.
Он и в самом деле это сделает, подумал Эрагон, поражённый тем, на сколь многое здесь готовы ради него. Но то, как Орик это сказал, заставило его задуматься, а не испытывал ли его гном каким-то образом.
Я устала, сказала Сапфира. А это драконье лежбище, похоже, подходит моим вкусам. Иди, поешь спокойно, а затем приходи ко мне. Отдыхать вместе, не боясь диких зверей и солдат, будет хорошо — это принесёт нам успокоение. Слишком долго мы испытывали тяготы пути.
Эрагон задумчиво взглянул на неё, затем ответил Орику:
— Я поем внизу.
Гном улыбнулся; похоже, он был доволен. Эрагон отвязал от Сапфиры седло, чтобы она смогла потом удобно улечься. Унесёшь с собой Зар’рок?
Да, сказала драконица, подбирая когтями меч и седло. Но лук оставь. Мы должны верить этим людям, но не доходить до глупости.
Знаю, встревоженно отозвался он.
Мощным прыжком Сапфира снялась с места и взмыла в тихое небо. Во тьме раздавался лишь размеренный свист её крыльев. Когда драконица исчезла за краем вершины Тронжхейма, Орик испустил глубокий вздох.
— Ох, парень, тебе и впрямь посчастливилось. Внезапно в моём сердце проснулась тоска по открытому небу, и парящим внизу утёсам, и охотничьему азарту ястреба. Но ногам моим лучше стоять на земле, а ещё лучше — под ней.
И он громко хлопнул в ладоши.
— Но я пренебрегаю своими обязанностями хозяина. Я знаю, ты ведь не ел ничего после того жалкого ужина, которым оделили тебя Близнецы, так что пойдём, найдём поваров и выпросим у них мяса и хлеба!
Эрагон последовал за гномом обратно в Тронжхейм и дальше, по лабиринту коридоров, пока они не вышли в вытянутую комнату, где стояли ряды каменных столов, высотой пригодных только для гномов. За длинным прилавком пылал огонь в печах из мыльного камня.
Орик заговорил на неизвестном для юноши языке с крепким краснолицым гномом, и тот сразу протянул им каменные тарелки, на которых грудами дымились грибы и рыба. Затем Орик отвёл Эрагона на несколько лестничных пролётов вверх, в небольшой альков, вырезанный во внешней стене Тронжхейма, где оба и уселись, скрестив ноги. И юноша без лишних слов принялся за еду.
Когда тарелки опустели, Орик удовлетворённо вздохнул, вытащил на свет трубку с длинным черенком и зажёг её, проговорив:
— Это был достойный пир, вот только омыть бы его ещё добрым глотком мёда.
Эрагон взглянул вниз.
— А у вас в Фарзен Дуре есть фермы?
— Нет, тут света хватает только для мха, грибов и плесени. Тронжхейму не выжить без припасов из окружающих долин, и отчасти по этой причине многие из нас решили избрать другое место для жилья в Беорских горах.
— То есть, существуют и другие гномьи города?
— Не так много, как нам бы хотелось. И Тронжхейм — величайший из них. — Опёршись на локоть, Орик от души затянулся трубкой. — Ты видел лишь нижние уровни, поэтому тебе это не так бросалось в глаза, но — по большей части Тронжхейм опустел. Чем выше поднимаешься, тем меньше там народа. Целые этажи оставались нетронутыми на протяжении веков. Большинство гномов предпочитает обитать под Тронжхеймом и Фарзен Дуром, в пещерах и проходах, пронизывающих скалы. Веками мы рыли туннели во всех направлениях под Беорскими горами. Можно пройти от одного конца горного хребта до другого, даже шагу не сделав на поверхность.
— И в Тронжхейме столько пустого пространства — это же расточительство, — заметил Эрагон.
Орик кивнул.
— Сейчас ведутся споры, не покинуть ли нам это место, ведь оно истощает наши ресурсы, но Тронжхейм выполняет одну неоценимую задачу.
— И какую же?
— Во времена великих бед он может стать домом для всего нашего народа. В истории гномов было лишь три момента, когда нас вынуждали пойти на такую крайность, но каждый раз Тронжхейм спасал нас от неминуемого и полного вымирания. Поэтому здесь всегда стоит гарнизон и есть припасы.
— Никогда не видел ничего столь же величественного, — признался Эрагон.
Орик улыбнулся, зажав трубку в зубах.
— Я рад, что ты так считаешь. Строительством Тронжхейма занимались целые поколения — а живём мы куда дольше людей. К несчастью, из-за проклятой Империи немногим пришельцам дозволено видеть его величие.
— А сколько здесь Варденов?
— Гномов или людей?
— Людей — я хочу знать, скольким удалось сбежать из Империи.
Орик выпустил длинную струйку дыма, лениво свернувшуюся кольцом вокруг его головы.
— Твоих соплеменников здесь около четырёх тысяч. Но для того, о чём ты хочешь узнать, это не показатель. Сюда пришли только те, кто хочет драться. Остальные находятся в Сурде, под защитой короля Оррина.
Так мало? У Эрагона похолодело в груди. В полных рядах одной только королевской армии насчитывалось около шестнадцати тысяч человек, а ведь были ещё и ургалы.
— А почему Оррин сам не сражается с Империей? — спросил юноша.
— Если бы он выказал открытую вражду, — ответил Орик, — Гальбаторикс сокрушил бы его. А так гибель Сурды откладывается, потому что Гальбаторикс считает её слабой угрозой, пусть и ошибочно. Ведь это благодаря помощи Оррина Вардены получают большую часть своего оружия и припасов. Без него не было бы никакого сопротивления Империи.
Но не отчаивайся, пусть людей в Тронжхейме мало, но есть ещё гномы — и их куда больше, чем ты видел, — и все будут сражаться, когда придёт час. Оррин тоже обещал нам войска, когда мы выйдем на битву с Гальбаториксом. Да и эльфы заверили, что помогут.
Эрагон рассеянно коснулся сознания Сапфиры и обнаружил, что она со смаком поедает окровавленную вырезку. Тут юноша снова заметил молот и звёзды, выгравированные на шлеме Орика.
— Что значит этот символ? Я видел его на полу в Тронжхейме.
Орик снял обитый железом шлем и провёл по гравировке шершавым пальцем.
— Это знак моего клана. Мы — Ингьетум, мастера по металлу и искусные кузнецы. Молот и звёзды выложены мозаикой на полу Тронжхейма, потому что это был личный герб Коргана, нашего праотца. Один клан правит, двенадцать — поддерживают. Король Хротгар и сам ¬— Дургримст Ингьетум, и он привнёс в мой дом много славы, много чести.
Вернув тарелки повару, они прошли мимо какого-то гнома в коридоре. Он остановился перед Эрагоном, поклонился и уважительно сказал:
— Аргетлам.
И, не успел Эрагон что-то промямлить в ответ, как гном ушёл, оставив юношу красным от смущения, но и необычайно довольным этим жестом. Никто никогда ему раньше не кланялся.
— Что он сказал? — спросил он, наклонившись ближе к Орику.
Тот растерянно пожал плечами.
— Это эльфийское слово, так обычно называли Всадников. Значит «серебряная рука». — Эрагон мельком глянул на свою руку в перчатке, вспомнив о гедвёй игнасиа, что заставляла его ладонь светиться белым. — Ты хочешь вернуться к Сапфире?
— А можно мне сначала где-нибудь принять ванну? Я уже давно не смывал с себя дорожную грязь. Да и рубашка вся в пятнах крови, порвана, и пахнет от неё. Заменить бы, только у меня денег на новую нет. Может, я смогу отработать?
— Ты что, хочешь оскорбить гостеприимство Хротгара, Эрагон? — вопросил Орик. — Пока ты живёшь в Тронжхейме, тебе ничего не придётся покупать. Заплатишь по-другому — Ажихад и Хротгар об этом позаботятся. Идём. Я покажу, где вымыться, а потом достану тебе рубашку.
Гном повёл Эрагона вниз по длинной лестнице, пока они не оказались под самим Тронжхеймом. Коридоры превратились в туннели — и Эрагону пришлось согнуться в три погибели, потому что в высоту в них было лишь пять футов, — а все светильники горели красным.
— Так свет не ослепляет тебя, когда выходишь из тёмной пещеры или входишь в неё, — объяснил Орик.
Они вошли в пустую комнату с маленькой дверью на дальнем конце. Орик указал на неё.
— Там находятся бассейны, а заодно — мочалки и мыло. Оставь одежду здесь. Когда выйдешь, я уже буду ждать тебя с новой.
Эрагон поблагодарил его и принялся раздеваться. Одному в подземелье было тягостно, да ещё и низкий каменный потолок придавал гнёта. Юноша быстро избавился от одежды и, поёживаясь от холода, нырнул за дверь, в кромешную тьму. Там он осторожно продвигался вперёд, пока нога его не коснулась тёплой воды, в которую он вслед за тем осторожно и погрузился.
Вода в бассейне была солоноватой, но зато мягкой и спокойной. На какой-то миг юноша испугался, что его отнесёт от двери на глубину, но, пробравшись вперёд, обнаружил, что погружается не выше талии. Пошарив по скользкой стене, он нашёл мыло и мочалку и принялся отскребать грязь от тела. Потом же — просто лёг на спину с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом.
Когда, весь мокрый, юноша вышел в освещённую комнату, он нашёл там полотенце, рубашку из тонкого полотна и пару штанов. Одежда пришлась почти впору, и довольный Эрагон вышел в туннель.
Орик ждал его с трубкой в руке. Они поднялись по лестнице обратно в Тронжхейм, а затем покинули город-гору. Эрагон взглянул на его вершину и мысленно позвал Сапфиру. Пока она вылетала из драконьего лежбища, юноша спросил:
— А как вы переговариваетесь с теми, кто находится наверху Тронжхейма?
Орик усмехнулся.
— Эту проблему мы решили давным-давно. Ты не заметил, но за открытыми арками на каждом уровне находится одна сплошная винтовая лестница, окружающая стену срединной залы Тронжхейма. Ступеньки ведут до самого драконьего лежбища над Исидар Митрим. Мы называем её Вол Турин, Бесконечная Лестница. Если случай срочный, быстро вверх-вниз не побегаешь, да и просто так по ней ходить неудобно. Поэтому для доставки сообщений мы зажигаем сигнальные светильники. Правда, есть и ещё один способ, но им редко пользуются. Когда Вол Турин только строили, рядом прорубили гладкий жёлоб. Он получился чем-то вроде гигантской ледяной горки высотой со скалу.
Губы Эрагона тронула улыбка.
— А это опасно?
— Даже не думай пытаться. Жёлоб построили для гномов, для человека он слишком узкий. Если соскользнуть с него, тебя выбросит на ступеньки и впечатает в арки, а, может, даже в проём унесёт.
Сапфира приземлилась на расстоянии копейного броска от них, сухо шурша чешуёй, и поприветствовала Эрагона. Из Тронжхейма тут же стали появляться люди и гномы, они собрались вокруг драконицы, с интересом переговариваясь меж собой. Растущая толпа вызвала у юноши чувство тревоги.
— Лучше иди, — подтолкнул его вперёд Орик. — Встретимся завтра утром у этих ворот. Я буду ждать.
Эрагон заколебался.
— А как я узнаю, что уже утро?
— Я пошлю кого-нибудь тебя разбудить. Иди!
Не возражая более, Эрагон проскользнул через теснившуюся толпу, что окружила Сапфиру, и вспрыгнул ей на спину.
Но не успела драконица взлететь, как вперёд выступила какая-то старуха и крепко вцепилась Эрагону в ногу. Он попытался освободиться, но её рука сомкнулась вокруг его лодыжки железным когтем — разорвать эту цепкую хватку юноша не мог. Серые глаза женщины, устремлённые на него, казалось, горели на морщинистом лице — знаки долгой жизни, длинные складки кожи, тянулись вдоль впалых щёк. На сгибе левой руки её лежал какой-то свёрток, обёрнутый в лохмотья.
— Что тебе нужно? — испуганно спросил Эрагон.
Женщина склонила руку, и ткань упала со свёртка, обнажив личико младенца.
— У этой девочки нет родителей, — хриплым, отчаянным голосом проговорила старуха, — и о ней некому позаботиться, кроме меня, а я слаба. Благослови её своей силой, Аргетлам. Благослови на удачу!
Эрагон обернулся к Орику за помощью, но тот лишь сдержанно наблюдал за происходящим. Собравшиеся замолчали в ожидании ответа. Женщина по-прежнему не сводила с него глаз.
— Благослови её, Аргетлам, благослови, — настаивала она.
Эрагон раньше никогда никого не благословлял. В Алагейзии к этому относились серьёзно, ведь благословение могло легко исказиться и стать проклятьем вместо дара — особенно, если произнести его с дурными намерениями или недостаточной верой. Разве я осмелюсь взять на себя такую ответственность?
— Благослови её, Аргетлам, благослови.
Внезапно он принял решение и стал подбирать подходящую фразу или выражение. На ум ничего не приходило, пока вдохновение не навело юношу на древнее наречие. Вот это будет настоящее благословение, сказанное словами силы — и тем, кто силой владеет.
Эрагон наклонился и стянул перчатку с правой руки. Положив ладонь на лоб младенца, он нараспев произнёс:
— Атра гюлаи уни лиан таутр оно ун утра оно ваисе скёлир фра раутр, — и неожиданно ослабел, будто использовал магию. Юноша медленно натянул перчатку обратно и сказал старухе: — Это всё, что я могу для неё сделать. Если какие слова и обладают такой силой, чтобы предотвратить несчастье, так только эти.
— Спасибо тебе, Аргетлам, — прошептала та, слегка кланяясь, и вновь начала укрывать ребёнка, но Сапфира фыркнула и изогнулась, пока её голова не воздвиглась над девочкой. Женщина оцепенела, у неё перехватило дыхание. Сапфира опустила морду, легонько ткнулась кончиком носа между глаз ребёнка и плавно повела шею вверх.
По толпе пронёсся единый вздох: на лбу ребёнка, где его коснулась Сапфира, сияла звезда, такая же бело-серебристая, как и гедвёй игнасиа на ладони Эрагона. Женщина взволнованно уставилась на драконицу с немой благодарностью в глазах.
И Сапфира немедленно взлетела, и ветер от её могучих крыльев ударил по охваченным благоговением зевакам. Пока земля под ними уменьшалась, Эрагон глубоко вдохнул и крепко обнял драконицу за шею. Что ты сделала? — мягко спросил он.
Дала ей надежду. А ты дал ей будущее.
Внезапно в душе Эрагона пышным цветом расцвело одиночество, несмотря на присутствие Сапфиры. Вокруг всё было таким чужим — юношу в первый раз осенило, насколько же далеко он оказался от дома. От разрушенного дома — но там по-прежнему оставалось его сердце. Во что я превратился, Сапфира? — спросил Эрагон. Я только первый год мужчина, но уже советуюсь с вожаком Варденов, бегу от Гальбаторикса и путешествую с сыном Морзана — а теперь от меня ещё и благословений ждут! Что за мудрость я могу дать людям, кроме той, о которой они уже знают? Что за подвиги могу свершить, чтобы с ними не справилась лучше какая-нибудь армия? Это безумие! Мне стоит вернуться в Карвахолл к Рорану.
Сапфира долго не отвечала, но когда заговорила, в словах её слышалась нежность. Птенец, вот ты кто. Вылупившийся птенец, что пробивается в этот мир. Годами я, может, и младше тебя, но мыслями — древняя. Не волнуйся обо всём этом. Обрети мир там, где ты есть, и в том, и что ты есть. Часто люди и сами знают, что надо делать. От тебя требуется лишь показать им путь — и это мудрость. А что до подвигов, то никакая армия не может одарить кого-нибудь таким благословением, как ты.
Но в нём же ничего не было, возразил он. Это пустяк.
А вот и нет. То, что ты видел, было началом другой истории, другой легенды. Или ты думаешь, что это дитя удовольствуется ролью трактирщицы или фермерши, со знаком-то дракона на лбу и твоими словами на душе? Ты недооцениваешь нашу силу — и силу судьбы.
Эрагон опустил голову. Это ошеломляет. Такое чувство, будто я живу в иллюзии, мечте, где всё возможно. Потрясающие вещи случаются и в жизни, я знаю, но всегда с кем-нибудь ещё где-то далеко и давно. Но я нашёл твоё яйцо, получил обучение у Всадника и дрался с Тенью — а на это не способен такой паренёк с фермы, как я. Или каким я был. Меня что-то меняет.
Твой вирд придаёт тебе форму, ответила Сапфира. Каждому веку нужен символ — возможно, эта участь выпала тебе. Фермеров не называют в честь первого Всадника просто так. Твой тёзка был началом, а ты — продолжение. Или конец.
Ох, потряс головой Эрагон. Ты будто загадками говоришь… Но если всё предопределено, разве наш выбор что-то значит? Или нам просто нужно научиться смиряться с судьбой?
Сапфира решительно отозвалась: Эрагон, я выбрала тебя из моего яйца. Тебе дан шанс, за который большинство людей готовы умереть. И ты недоволен? Очисти свой разум от подобных мыслей. Они не обретут ответов и счастливее тебя не сделают.
Верно, хмуро сказал он. Но они по-прежнему так и скачут у меня в черепе.
С тех пор, как Бром умер, всё пошло…наперекосяк. И я встревожена, призналась Сапфира, и это удивило юношу, ведь она редко пребывала в смятении. Тем временем они уже воспарили над Тронжхеймом. Эрагон глянул вниз сквозь отверстие в горе и увидел пол драконьего лежбища: Исидар Митрим, огромный звёздный сапфир. Юноша понял, что под ним находится не что иное, как главная зала Тронжхейма. Раскинув крылья, Сапфира начала бесшумно спускаться к лежбищу. Она проскользнула над его ободом и камнем пала на Исидар Митрим, резко скрежетнув когтями.
А ты его не поцарапаешь? — спросил Эрагон.
Не думаю. Это не просто драгоценный камень. Юноша съехал со спины драконицы и медленно обернулся вокруг себя, впитывая всеми чувствами открывшийся ему необычный вид. Они находились в круглой комнате без крыши шестидесяти футов в высоту и поперечнике. В стенах рядами виднелись тёмные отверстия пещер, по размеру они разнились от гротов не выше человеческого роста до зияющих каверн величиной с дом. В мрамор были врезаны блестящие перекладины, чтобы людям можно было добраться до самых высоких пещер. Прочь из лежбища вёл гигантский сводчатый проход.
Эрагон сперва разглядывал огромный драгоценный камень у себя под ногами, а потом, повинуясь внезапному порыву, лёг на него, прижался щекой к прохладному сапфиру, пытаясь смотреть сквозь. В глубинах камня мерцали изломанные линии и колеблющиеся блики, но из-за его величины ясно рассмотреть что-нибудь на полу залы в миле под ними было совершенно невозможно.
А спать мне придётся отдельно от тебя?
Сапфира покачала огромной головой. Нет, в моей пещере есть ложе и для тебя. Иди, посмотри. Она развернулась и, не раскрывая крылья, подпрыгнула футов на двадцать в воздух, приземлившись в средних размеров пещере. Юноша вскарабкался туда вслед за ней.
Внутри пещера была тёмно-коричневой и куда более глубокой, чем он ожидал. Грубо обработанные стены казались естественными, высеченными самой природой. У дальней стены лежала толстая подушка достаточной величины, чтобы на ней смогла свернуться Сапфира. Рядом находилось ложе для Всадника, врезанное в стену. Пещеру освещал один-единственный красный светильник, оснащённый заслонкой, так что сияние его можно было приглушить.
Мне нравится, сказал Эрагон. Тут безопасно.
Да. Сапфира свернулась на подушке и устремила взгляд на него. Юноша вздохнул и опустился на тюфяк, чувствуя сочившуюся по телу усталость.
Сапфира, с тех пор, как мы здесь, ты не больно разговорчива. Что ты думаешь о Тронжхейме и Ажихаде?
Увидим… Эрагон, мне кажется, что здесь мы впутались в новую манеру войны. Мечи и когти бесполезны, но слова и союзы могут возыметь такой же эффект. Близнецам мы не нравимся — стоит опасаться их двуличности, они могут попытаться лгать нам. Из гномов нам доверяют немногие. Эльфы не желают видеть Всадником человека, так что противостояние пойдёт и от них. Лучше всего нам сейчас опознать тех, кто облечён властью, и подружиться с ними. И быстро.
Думаешь, получится у нас остаться независимыми от разных вождей?
Она сложила крылья по-иному, устраиваясь поудобнее. Ажихад поддерживает нашу свободу, но мы можем не выжить, если не поклянёмся в верности какой-то из сторон. Так или иначе, мы скоро об этом узнаем.
— Прости, у тебя из-за меня неприятности, — извинился он.
— Не волнуйся об этом, — крякнул Орик, потянув себя за бороду. — Ажихад дал мне то, чего я хотел.
Его словам поразилась даже Сапфира.
— О чём ты? — спросил Эрагон. — Ты не можешь тренироваться и вступать в бой, а ещё тебя заставили охранять меня. Да кто такого захочет?
Гном смерил его спокойным взглядом.
— Ажихад — хороший вождь. Он понимает, как сделать так, чтобы законы не становились несправедливыми. Я несу наказание по его приказу, но я также и подданный Хротгара. Под его рукой я по-прежнему могу делать то, что захочу.
И Эрагон понял, что забывать двойную верность Орика и расщеплённую природу власти в Тронжхейме будет куда как не мудро.
— То есть, Ажихад только что поставил тебя в выгодное положение?
Орик низко рассмеялся.
— Вот именно, да ещё и таким образом, что Близнецы и пожаловаться не смогут. Это их точно разозлит. Ажихад — хитрый малый, о да. Пошли, парень, ты наверняка голодный. И дракона твоего ещё надо разместить.
Сапфира зашипела. А Эрагон уточнил:
— Её зовут Сапфира.
Орик слегка поклонился ей.
— Мои извинения, я непременно запомню.
читать дальше Гном снял со стены оранжевый светильник и повёл своих подопечных по коридору.
— А кто-нибудь ещё в Фарзен Дуре умеет пользоваться магией? — спросил Эрагон, стараясь не отставать от провожатого, взявшего быстрый шаг. В руках юноша баюкал Зар’рок, прикрывая предплечьем символ на ножнах.
— Немногие, — ответил Орик, быстро пожав плечами, обтянутыми кольчугой. — А те, что есть, только синяки и лечат, не больше. И всем им сейчас приходится заботиться об Арье, потому что на её исцеление требуются немалые силы.
— Всем — кроме Близнецов.
— Оэи, — проворчал Орик. — Да она бы и не приняла от них помощи; их умения исцелению не служат. Близнецы обладают даром строить планы и козни ради власти — и во вред всем остальным. Дейнор, предшественник Ажихада, позволил им присоединиться к Варденам, потому что нуждался в их поддержке… ведь нельзя выступать против Империи без чародеев, способных выстоять под ударами врага на поле битвы. Они, конечно, мерзкая парочка, но и пользу кое-какую приносят.
Они вошли в один из главных туннелей, деливших Тронжхейм на части. То тут, то там группами прогуливались гномы и люди, и голоса их громким эхом отражались от полированного пола. Но разговоры резко прекратились, когда все увидели Сапфиру; на неё мигом устремились десятки глаз. Не обращая внимания на зевак, Орик свернул налево, направляясь к одним из врат Тронжхейма, видневшимся в отдалении.
— Куда мы идём? — спросил Эрагон.
— Прочь из этих коридоров, чтобы Сапфира могла взлететь к драконьему лежбищу над Исидар Митрим, Звёздной Розой. У него нет крыши — вершина Тронжхейма открыта небу, как и вершина Фарзен Дура, — так что она, то есть, ты, Сапфира, сможешь приземляться прямо на лежбище. Раньше там останавливались Всадники во время визитов сюда.
— А без крыши — не будет ли там холодно и сыро? — поинтересовался юноша.
— Нет. — Орик покачал головой. — Фарзен Дур защищает нас от стихий. Сюда не проникают ни дождь, ни снег. К тому же, в стенах лежбища полно мраморных пещер для драконов. Они обеспечивают необходимое укрытие. Бояться нужно только сосулек; если уж одна упадёт, то сможет разрубить лошадь надвое, такое уже бывало.
Со мной всё будет хорошо, заверила юношу Сапфира. Мраморная пещера безопасней любого из тех мест, в которых мы останавливались.
Может быть… Как думаешь, с Муртагом всё обойдётся?
Ажихад показался мне честным человеком. Пока Муртаг не попытается сбежать, сомневаюсь, чтобы кто-то ему навредил.
Эрагон скрестил руки на груди, говорить дальше ему не хотелось. Не проходило ошеломление от того, как резко сменились обстоятельства дня вчерашнего ко дню сегодняшнему. Их сумасшедший побег из Гил’эйда наконец-то окончился, но тело юноши по-прежнему порывалось куда-то бежать и скакать.
— А где наши лошади?
— В конюшнях у ворот. Можно зайти к ним перед уходом.
Они вышли из Тронжхейма через те же ворота, сквозь которые и вошли. Золотые грифоны мерцали цветными отсветами, собранными десятками светильников. Во время разговора Эрагона с Ажихадом солнце ушло — свет более не проникал в Фарзен Дур сквозь отверстие в кратере. А без его лучей с пляшущими в них пылинками внутри полой горы царила бархатная тьма. Единственное освещение давал Тронжхейм, ярко сверкавший во мраке. Блеска города-горы хватало, чтобы осветить землю на сотни футов.
Орик указал на белую вершину Тронжхейма.
— Там, наверху, тебя ожидают свежее мясо и чистая вода, — сказал он Сапфире. — Можешь расположиться в любой из пещер. Как только ты выберешь одну, там тут же устроят тебе постель и более никто тебя не побеспокоит.
— Я думал, мы пойдём туда вместе. Не хочу, чтоб мы жили отдельно, — запротестовал Эрагон.
Орик повернулся к нему.
— Всадник Эрагон, я сделаю всё, чтобы обустроить тебя с комфортом, но будет лучше, если Сапфира подождёт в лежбище, пока ты не поешь. Туннели, ведущие к банкетным залам, слишком узки для неё, она не сможет сопровождать нас.
— А почему нельзя принести мне еды в лежбище?
— Потому, — осторожно проговорил Орик, — что еда готовится внизу, а путь наверх долог. Если пожелаешь, в лежбище можно послать слугу с трапезой для тебя. Это займёт некоторое время, но тогда ты сможешь поесть с Сапфирой.
Он и в самом деле это сделает, подумал Эрагон, поражённый тем, на сколь многое здесь готовы ради него. Но то, как Орик это сказал, заставило его задуматься, а не испытывал ли его гном каким-то образом.
Я устала, сказала Сапфира. А это драконье лежбище, похоже, подходит моим вкусам. Иди, поешь спокойно, а затем приходи ко мне. Отдыхать вместе, не боясь диких зверей и солдат, будет хорошо — это принесёт нам успокоение. Слишком долго мы испытывали тяготы пути.
Эрагон задумчиво взглянул на неё, затем ответил Орику:
— Я поем внизу.
Гном улыбнулся; похоже, он был доволен. Эрагон отвязал от Сапфиры седло, чтобы она смогла потом удобно улечься. Унесёшь с собой Зар’рок?
Да, сказала драконица, подбирая когтями меч и седло. Но лук оставь. Мы должны верить этим людям, но не доходить до глупости.
Знаю, встревоженно отозвался он.
Мощным прыжком Сапфира снялась с места и взмыла в тихое небо. Во тьме раздавался лишь размеренный свист её крыльев. Когда драконица исчезла за краем вершины Тронжхейма, Орик испустил глубокий вздох.
— Ох, парень, тебе и впрямь посчастливилось. Внезапно в моём сердце проснулась тоска по открытому небу, и парящим внизу утёсам, и охотничьему азарту ястреба. Но ногам моим лучше стоять на земле, а ещё лучше — под ней.
И он громко хлопнул в ладоши.
— Но я пренебрегаю своими обязанностями хозяина. Я знаю, ты ведь не ел ничего после того жалкого ужина, которым оделили тебя Близнецы, так что пойдём, найдём поваров и выпросим у них мяса и хлеба!
Эрагон последовал за гномом обратно в Тронжхейм и дальше, по лабиринту коридоров, пока они не вышли в вытянутую комнату, где стояли ряды каменных столов, высотой пригодных только для гномов. За длинным прилавком пылал огонь в печах из мыльного камня.
Орик заговорил на неизвестном для юноши языке с крепким краснолицым гномом, и тот сразу протянул им каменные тарелки, на которых грудами дымились грибы и рыба. Затем Орик отвёл Эрагона на несколько лестничных пролётов вверх, в небольшой альков, вырезанный во внешней стене Тронжхейма, где оба и уселись, скрестив ноги. И юноша без лишних слов принялся за еду.
Когда тарелки опустели, Орик удовлетворённо вздохнул, вытащил на свет трубку с длинным черенком и зажёг её, проговорив:
— Это был достойный пир, вот только омыть бы его ещё добрым глотком мёда.
Эрагон взглянул вниз.
— А у вас в Фарзен Дуре есть фермы?
— Нет, тут света хватает только для мха, грибов и плесени. Тронжхейму не выжить без припасов из окружающих долин, и отчасти по этой причине многие из нас решили избрать другое место для жилья в Беорских горах.
— То есть, существуют и другие гномьи города?
— Не так много, как нам бы хотелось. И Тронжхейм — величайший из них. — Опёршись на локоть, Орик от души затянулся трубкой. — Ты видел лишь нижние уровни, поэтому тебе это не так бросалось в глаза, но — по большей части Тронжхейм опустел. Чем выше поднимаешься, тем меньше там народа. Целые этажи оставались нетронутыми на протяжении веков. Большинство гномов предпочитает обитать под Тронжхеймом и Фарзен Дуром, в пещерах и проходах, пронизывающих скалы. Веками мы рыли туннели во всех направлениях под Беорскими горами. Можно пройти от одного конца горного хребта до другого, даже шагу не сделав на поверхность.
— И в Тронжхейме столько пустого пространства — это же расточительство, — заметил Эрагон.
Орик кивнул.
— Сейчас ведутся споры, не покинуть ли нам это место, ведь оно истощает наши ресурсы, но Тронжхейм выполняет одну неоценимую задачу.
— И какую же?
— Во времена великих бед он может стать домом для всего нашего народа. В истории гномов было лишь три момента, когда нас вынуждали пойти на такую крайность, но каждый раз Тронжхейм спасал нас от неминуемого и полного вымирания. Поэтому здесь всегда стоит гарнизон и есть припасы.
— Никогда не видел ничего столь же величественного, — признался Эрагон.
Орик улыбнулся, зажав трубку в зубах.
— Я рад, что ты так считаешь. Строительством Тронжхейма занимались целые поколения — а живём мы куда дольше людей. К несчастью, из-за проклятой Империи немногим пришельцам дозволено видеть его величие.
— А сколько здесь Варденов?
— Гномов или людей?
— Людей — я хочу знать, скольким удалось сбежать из Империи.
Орик выпустил длинную струйку дыма, лениво свернувшуюся кольцом вокруг его головы.
— Твоих соплеменников здесь около четырёх тысяч. Но для того, о чём ты хочешь узнать, это не показатель. Сюда пришли только те, кто хочет драться. Остальные находятся в Сурде, под защитой короля Оррина.
Так мало? У Эрагона похолодело в груди. В полных рядах одной только королевской армии насчитывалось около шестнадцати тысяч человек, а ведь были ещё и ургалы.
— А почему Оррин сам не сражается с Империей? — спросил юноша.
— Если бы он выказал открытую вражду, — ответил Орик, — Гальбаторикс сокрушил бы его. А так гибель Сурды откладывается, потому что Гальбаторикс считает её слабой угрозой, пусть и ошибочно. Ведь это благодаря помощи Оррина Вардены получают большую часть своего оружия и припасов. Без него не было бы никакого сопротивления Империи.
Но не отчаивайся, пусть людей в Тронжхейме мало, но есть ещё гномы — и их куда больше, чем ты видел, — и все будут сражаться, когда придёт час. Оррин тоже обещал нам войска, когда мы выйдем на битву с Гальбаториксом. Да и эльфы заверили, что помогут.
Эрагон рассеянно коснулся сознания Сапфиры и обнаружил, что она со смаком поедает окровавленную вырезку. Тут юноша снова заметил молот и звёзды, выгравированные на шлеме Орика.
— Что значит этот символ? Я видел его на полу в Тронжхейме.
Орик снял обитый железом шлем и провёл по гравировке шершавым пальцем.
— Это знак моего клана. Мы — Ингьетум, мастера по металлу и искусные кузнецы. Молот и звёзды выложены мозаикой на полу Тронжхейма, потому что это был личный герб Коргана, нашего праотца. Один клан правит, двенадцать — поддерживают. Король Хротгар и сам ¬— Дургримст Ингьетум, и он привнёс в мой дом много славы, много чести.
Вернув тарелки повару, они прошли мимо какого-то гнома в коридоре. Он остановился перед Эрагоном, поклонился и уважительно сказал:
— Аргетлам.
И, не успел Эрагон что-то промямлить в ответ, как гном ушёл, оставив юношу красным от смущения, но и необычайно довольным этим жестом. Никто никогда ему раньше не кланялся.
— Что он сказал? — спросил он, наклонившись ближе к Орику.
Тот растерянно пожал плечами.
— Это эльфийское слово, так обычно называли Всадников. Значит «серебряная рука». — Эрагон мельком глянул на свою руку в перчатке, вспомнив о гедвёй игнасиа, что заставляла его ладонь светиться белым. — Ты хочешь вернуться к Сапфире?
— А можно мне сначала где-нибудь принять ванну? Я уже давно не смывал с себя дорожную грязь. Да и рубашка вся в пятнах крови, порвана, и пахнет от неё. Заменить бы, только у меня денег на новую нет. Может, я смогу отработать?
— Ты что, хочешь оскорбить гостеприимство Хротгара, Эрагон? — вопросил Орик. — Пока ты живёшь в Тронжхейме, тебе ничего не придётся покупать. Заплатишь по-другому — Ажихад и Хротгар об этом позаботятся. Идём. Я покажу, где вымыться, а потом достану тебе рубашку.
Гном повёл Эрагона вниз по длинной лестнице, пока они не оказались под самим Тронжхеймом. Коридоры превратились в туннели — и Эрагону пришлось согнуться в три погибели, потому что в высоту в них было лишь пять футов, — а все светильники горели красным.
— Так свет не ослепляет тебя, когда выходишь из тёмной пещеры или входишь в неё, — объяснил Орик.
Они вошли в пустую комнату с маленькой дверью на дальнем конце. Орик указал на неё.
— Там находятся бассейны, а заодно — мочалки и мыло. Оставь одежду здесь. Когда выйдешь, я уже буду ждать тебя с новой.
Эрагон поблагодарил его и принялся раздеваться. Одному в подземелье было тягостно, да ещё и низкий каменный потолок придавал гнёта. Юноша быстро избавился от одежды и, поёживаясь от холода, нырнул за дверь, в кромешную тьму. Там он осторожно продвигался вперёд, пока нога его не коснулась тёплой воды, в которую он вслед за тем осторожно и погрузился.
Вода в бассейне была солоноватой, но зато мягкой и спокойной. На какой-то миг юноша испугался, что его отнесёт от двери на глубину, но, пробравшись вперёд, обнаружил, что погружается не выше талии. Пошарив по скользкой стене, он нашёл мыло и мочалку и принялся отскребать грязь от тела. Потом же — просто лёг на спину с закрытыми глазами, наслаждаясь теплом.
Когда, весь мокрый, юноша вышел в освещённую комнату, он нашёл там полотенце, рубашку из тонкого полотна и пару штанов. Одежда пришлась почти впору, и довольный Эрагон вышел в туннель.
Орик ждал его с трубкой в руке. Они поднялись по лестнице обратно в Тронжхейм, а затем покинули город-гору. Эрагон взглянул на его вершину и мысленно позвал Сапфиру. Пока она вылетала из драконьего лежбища, юноша спросил:
— А как вы переговариваетесь с теми, кто находится наверху Тронжхейма?
Орик усмехнулся.
— Эту проблему мы решили давным-давно. Ты не заметил, но за открытыми арками на каждом уровне находится одна сплошная винтовая лестница, окружающая стену срединной залы Тронжхейма. Ступеньки ведут до самого драконьего лежбища над Исидар Митрим. Мы называем её Вол Турин, Бесконечная Лестница. Если случай срочный, быстро вверх-вниз не побегаешь, да и просто так по ней ходить неудобно. Поэтому для доставки сообщений мы зажигаем сигнальные светильники. Правда, есть и ещё один способ, но им редко пользуются. Когда Вол Турин только строили, рядом прорубили гладкий жёлоб. Он получился чем-то вроде гигантской ледяной горки высотой со скалу.
Губы Эрагона тронула улыбка.
— А это опасно?
— Даже не думай пытаться. Жёлоб построили для гномов, для человека он слишком узкий. Если соскользнуть с него, тебя выбросит на ступеньки и впечатает в арки, а, может, даже в проём унесёт.
Сапфира приземлилась на расстоянии копейного броска от них, сухо шурша чешуёй, и поприветствовала Эрагона. Из Тронжхейма тут же стали появляться люди и гномы, они собрались вокруг драконицы, с интересом переговариваясь меж собой. Растущая толпа вызвала у юноши чувство тревоги.
— Лучше иди, — подтолкнул его вперёд Орик. — Встретимся завтра утром у этих ворот. Я буду ждать.
Эрагон заколебался.
— А как я узнаю, что уже утро?
— Я пошлю кого-нибудь тебя разбудить. Иди!
Не возражая более, Эрагон проскользнул через теснившуюся толпу, что окружила Сапфиру, и вспрыгнул ей на спину.
Но не успела драконица взлететь, как вперёд выступила какая-то старуха и крепко вцепилась Эрагону в ногу. Он попытался освободиться, но её рука сомкнулась вокруг его лодыжки железным когтем — разорвать эту цепкую хватку юноша не мог. Серые глаза женщины, устремлённые на него, казалось, горели на морщинистом лице — знаки долгой жизни, длинные складки кожи, тянулись вдоль впалых щёк. На сгибе левой руки её лежал какой-то свёрток, обёрнутый в лохмотья.
— Что тебе нужно? — испуганно спросил Эрагон.
Женщина склонила руку, и ткань упала со свёртка, обнажив личико младенца.
— У этой девочки нет родителей, — хриплым, отчаянным голосом проговорила старуха, — и о ней некому позаботиться, кроме меня, а я слаба. Благослови её своей силой, Аргетлам. Благослови на удачу!
Эрагон обернулся к Орику за помощью, но тот лишь сдержанно наблюдал за происходящим. Собравшиеся замолчали в ожидании ответа. Женщина по-прежнему не сводила с него глаз.
— Благослови её, Аргетлам, благослови, — настаивала она.
Эрагон раньше никогда никого не благословлял. В Алагейзии к этому относились серьёзно, ведь благословение могло легко исказиться и стать проклятьем вместо дара — особенно, если произнести его с дурными намерениями или недостаточной верой. Разве я осмелюсь взять на себя такую ответственность?
— Благослови её, Аргетлам, благослови.
Внезапно он принял решение и стал подбирать подходящую фразу или выражение. На ум ничего не приходило, пока вдохновение не навело юношу на древнее наречие. Вот это будет настоящее благословение, сказанное словами силы — и тем, кто силой владеет.
Эрагон наклонился и стянул перчатку с правой руки. Положив ладонь на лоб младенца, он нараспев произнёс:
— Атра гюлаи уни лиан таутр оно ун утра оно ваисе скёлир фра раутр, — и неожиданно ослабел, будто использовал магию. Юноша медленно натянул перчатку обратно и сказал старухе: — Это всё, что я могу для неё сделать. Если какие слова и обладают такой силой, чтобы предотвратить несчастье, так только эти.
— Спасибо тебе, Аргетлам, — прошептала та, слегка кланяясь, и вновь начала укрывать ребёнка, но Сапфира фыркнула и изогнулась, пока её голова не воздвиглась над девочкой. Женщина оцепенела, у неё перехватило дыхание. Сапфира опустила морду, легонько ткнулась кончиком носа между глаз ребёнка и плавно повела шею вверх.
По толпе пронёсся единый вздох: на лбу ребёнка, где его коснулась Сапфира, сияла звезда, такая же бело-серебристая, как и гедвёй игнасиа на ладони Эрагона. Женщина взволнованно уставилась на драконицу с немой благодарностью в глазах.
И Сапфира немедленно взлетела, и ветер от её могучих крыльев ударил по охваченным благоговением зевакам. Пока земля под ними уменьшалась, Эрагон глубоко вдохнул и крепко обнял драконицу за шею. Что ты сделала? — мягко спросил он.
Дала ей надежду. А ты дал ей будущее.
Внезапно в душе Эрагона пышным цветом расцвело одиночество, несмотря на присутствие Сапфиры. Вокруг всё было таким чужим — юношу в первый раз осенило, насколько же далеко он оказался от дома. От разрушенного дома — но там по-прежнему оставалось его сердце. Во что я превратился, Сапфира? — спросил Эрагон. Я только первый год мужчина, но уже советуюсь с вожаком Варденов, бегу от Гальбаторикса и путешествую с сыном Морзана — а теперь от меня ещё и благословений ждут! Что за мудрость я могу дать людям, кроме той, о которой они уже знают? Что за подвиги могу свершить, чтобы с ними не справилась лучше какая-нибудь армия? Это безумие! Мне стоит вернуться в Карвахолл к Рорану.
Сапфира долго не отвечала, но когда заговорила, в словах её слышалась нежность. Птенец, вот ты кто. Вылупившийся птенец, что пробивается в этот мир. Годами я, может, и младше тебя, но мыслями — древняя. Не волнуйся обо всём этом. Обрети мир там, где ты есть, и в том, и что ты есть. Часто люди и сами знают, что надо делать. От тебя требуется лишь показать им путь — и это мудрость. А что до подвигов, то никакая армия не может одарить кого-нибудь таким благословением, как ты.
Но в нём же ничего не было, возразил он. Это пустяк.
А вот и нет. То, что ты видел, было началом другой истории, другой легенды. Или ты думаешь, что это дитя удовольствуется ролью трактирщицы или фермерши, со знаком-то дракона на лбу и твоими словами на душе? Ты недооцениваешь нашу силу — и силу судьбы.
Эрагон опустил голову. Это ошеломляет. Такое чувство, будто я живу в иллюзии, мечте, где всё возможно. Потрясающие вещи случаются и в жизни, я знаю, но всегда с кем-нибудь ещё где-то далеко и давно. Но я нашёл твоё яйцо, получил обучение у Всадника и дрался с Тенью — а на это не способен такой паренёк с фермы, как я. Или каким я был. Меня что-то меняет.
Твой вирд придаёт тебе форму, ответила Сапфира. Каждому веку нужен символ — возможно, эта участь выпала тебе. Фермеров не называют в честь первого Всадника просто так. Твой тёзка был началом, а ты — продолжение. Или конец.
Ох, потряс головой Эрагон. Ты будто загадками говоришь… Но если всё предопределено, разве наш выбор что-то значит? Или нам просто нужно научиться смиряться с судьбой?
Сапфира решительно отозвалась: Эрагон, я выбрала тебя из моего яйца. Тебе дан шанс, за который большинство людей готовы умереть. И ты недоволен? Очисти свой разум от подобных мыслей. Они не обретут ответов и счастливее тебя не сделают.
Верно, хмуро сказал он. Но они по-прежнему так и скачут у меня в черепе.
С тех пор, как Бром умер, всё пошло…наперекосяк. И я встревожена, призналась Сапфира, и это удивило юношу, ведь она редко пребывала в смятении. Тем временем они уже воспарили над Тронжхеймом. Эрагон глянул вниз сквозь отверстие в горе и увидел пол драконьего лежбища: Исидар Митрим, огромный звёздный сапфир. Юноша понял, что под ним находится не что иное, как главная зала Тронжхейма. Раскинув крылья, Сапфира начала бесшумно спускаться к лежбищу. Она проскользнула над его ободом и камнем пала на Исидар Митрим, резко скрежетнув когтями.
А ты его не поцарапаешь? — спросил Эрагон.
Не думаю. Это не просто драгоценный камень. Юноша съехал со спины драконицы и медленно обернулся вокруг себя, впитывая всеми чувствами открывшийся ему необычный вид. Они находились в круглой комнате без крыши шестидесяти футов в высоту и поперечнике. В стенах рядами виднелись тёмные отверстия пещер, по размеру они разнились от гротов не выше человеческого роста до зияющих каверн величиной с дом. В мрамор были врезаны блестящие перекладины, чтобы людям можно было добраться до самых высоких пещер. Прочь из лежбища вёл гигантский сводчатый проход.
Эрагон сперва разглядывал огромный драгоценный камень у себя под ногами, а потом, повинуясь внезапному порыву, лёг на него, прижался щекой к прохладному сапфиру, пытаясь смотреть сквозь. В глубинах камня мерцали изломанные линии и колеблющиеся блики, но из-за его величины ясно рассмотреть что-нибудь на полу залы в миле под ними было совершенно невозможно.
А спать мне придётся отдельно от тебя?
Сапфира покачала огромной головой. Нет, в моей пещере есть ложе и для тебя. Иди, посмотри. Она развернулась и, не раскрывая крылья, подпрыгнула футов на двадцать в воздух, приземлившись в средних размеров пещере. Юноша вскарабкался туда вслед за ней.
Внутри пещера была тёмно-коричневой и куда более глубокой, чем он ожидал. Грубо обработанные стены казались естественными, высеченными самой природой. У дальней стены лежала толстая подушка достаточной величины, чтобы на ней смогла свернуться Сапфира. Рядом находилось ложе для Всадника, врезанное в стену. Пещеру освещал один-единственный красный светильник, оснащённый заслонкой, так что сияние его можно было приглушить.
Мне нравится, сказал Эрагон. Тут безопасно.
Да. Сапфира свернулась на подушке и устремила взгляд на него. Юноша вздохнул и опустился на тюфяк, чувствуя сочившуюся по телу усталость.
Сапфира, с тех пор, как мы здесь, ты не больно разговорчива. Что ты думаешь о Тронжхейме и Ажихаде?
Увидим… Эрагон, мне кажется, что здесь мы впутались в новую манеру войны. Мечи и когти бесполезны, но слова и союзы могут возыметь такой же эффект. Близнецам мы не нравимся — стоит опасаться их двуличности, они могут попытаться лгать нам. Из гномов нам доверяют немногие. Эльфы не желают видеть Всадником человека, так что противостояние пойдёт и от них. Лучше всего нам сейчас опознать тех, кто облечён властью, и подружиться с ними. И быстро.
Думаешь, получится у нас остаться независимыми от разных вождей?
Она сложила крылья по-иному, устраиваясь поудобнее. Ажихад поддерживает нашу свободу, но мы можем не выжить, если не поклянёмся в верности какой-то из сторон. Так или иначе, мы скоро об этом узнаем.
@темы: безумству храбрых..., бредни лингвиста-маньяка, альтернативный перевод, Эрагон
