Роран устало тащился вверх по холму.
Остановившись на минуту, он прищурился на солнце сквозь лохматую чёлку. Пять часов до заката. Надолго остаться не удастся. Вздохнув, парень продолжил подниматься вдоль шеренги вязов, утопавших в гуще травы, что не знала серпа.
Это был его первый визит на ферму с тех пор, как они с Хорстом и ещё шестеро мужчин из Карвахолла вынесли из разрушенного дома и сожжённого сарая всё, что ещё можно было починить. И прошло почти пять месяцев, прежде чем он смог даже подумать о том, чтобы вернуться.
Оказавшись на вершине, Роран остановился и скрестил руки на груди. Перед ним лежали останки дома его детства. Один угол ещё стоял, осыпающийся и обугленный, а все прочие уже давно сравнялись с землёй и покрылись травой. От сарая и следа не осталось. Те несколько акров, что им удавалось обрабатывать каждый год, заросли одуванчиками, полевой горчицей и прочими сорняками. Кое-где ещё торчали из земли то свёкла, то репа, но и всё. Прямо за фермой густая рощица загораживала собой реку Анору.
Роран стиснул кулак, на скулах вздулись желваки – парень пытался справиться с нахлынувшими на него гневом и горем. Долгие минуты он стоял как вкопанный, содрогаясь всякий раз, как в его сознании вспыхивало какое-нибудь светлое воспоминание. В этом месте была вся его жизнь и даже больше. Здесь было его прошлое… и будущее. Его отец, Гэрроу, однажды сказал: «Земля – вещь особая. Заботься о ней, и она позаботится о тебе. Немногие вещи так делают». И Роран так и намеревался поступать до того самого момента, когда его мир раскололся от тихого сообщения Балдора.
читать дальше Застонав, парень развернулся и зашагал обратно к дороге. В нём ещё отдавалось эхом былое потрясение. В единый миг у него отняли всех, кого он любил, – от этого никогда не оправиться, слишком оно меняет душу. Следы пережитого вкрались в каждую грань его поведения и внешнего облика.
После тех событий Роран и думать стал больше, нежели прежде. Будто раньше его сознание было стянуто обручами, а потом эти обручи лопнули, позволяя ему задумываться о таких мыслях, которые прежде невозможно было себе и представить. Такой была идея о том, что он мог и не стать фермером, или ещё одна, что справедливость – величайшая опора в песнях и легендах – в реальной жизни была не особо и властна. Временами эти мысли заполняли сознание парня до такой степени, что он едва мог подняться с утра, чувствуя себя распухшим от их тяжести.
Выйдя на дорогу, Роран направился на север по долине Паланкар, обратно к Карвахоллу. Зубчатые горы по обе стороны тропы несли на своих пиках тяжесть снежных шапок, хотя за прошедшие недели по дну долины уже расползлась весенняя зелень. В небе к вершинам медленно плыло одинокое серое облако.
Роран провёл ладонью по подбородку, чувствуя отросшую щетину. Это всё из-за Эрагона стряслось – из-за него и его проклятого любопытства, из-за того, что он принёс из Спайна тот камень. У парня ушло несколько недель, чтобы прийти к этому выводу. Он выслушал рассказы всех свидетелей. Несколько раз заставлял Гертруду, деревенскую целительницу, читать вслух письмо, что оставил ему Бром. И другого объяснения просто не было. Чем бы ни был этот камень, должно быть, он привлёк чужаков. За одно это парень винил в смерти Гэрроу Эрагона, хотя и без гнева; он знал, что его брат не желал никому вреда. Нет, Рорана злило, что Эрагон оставил Гэрроу непогребённым и сбежал из долины Паланкар, бросив все свои обязанности, чтобы галопом пуститься в какое-то несуразное путешествие со старым сказителем. Как он мог настолько не задумываться о тех, кого бросает? Может, он сбежал из-за чувства вины? Или страха? Или Бром сбил его с толку дикими историями о приключениях? Но зачем бы Эрагону слушать их в такое время, как это?.. Я даже не знаю, жив он сейчас или мёртв.
Роран нахмурился и расправил плечи, пытаясь очистить сознание. Письмо Брома… Ха! Никогда прежде он не слышал более нелепого набора грязных и угрожающих намёков. Ясно из них было только одно – от чужаков следовало держаться подальше, что хотя бы имело смысл. Старик свихнулся, решил парень.
Мельком уловив проблеск движения, Роран повернулся и увидел дюжину оленей, рысивших к деревьям; среди них был молодой самец с бархатистыми рогами. Парень постарался запомнить это место, чтобы найти их завтра. Охотничьими навыками он Эрагона никогда не превосходил, но добычи из лесу приносил достаточно, чтобы обеспечивать самого себя в доме у Хорста, чем и гордился.
Продолжив путь, Роран вновь принялся приводить мысли в порядок. После смерти Гэрроу он бросил работу на мельнице Демптона в Теринсфорде и вернулся в Карвахолл. Хорст согласился приютить его и в последующие месяцы снабжал работой в кузнице. От горя Роран ничего не мог решить по поводу своего будущего, пока два дня назад наконец-то не выбрал направление действий.
Он хотел жениться на Катрине, дочери мясника. Ведь и в Теринсфорд он отправился затем, чтоб заработать денег и обеспечить им обоим гладкое начало семейной жизни. Но теперь, когда у него не было ни фермы, ни дома, ни средств к существованию, Рорану совесть не позволяла просить руки Катрины. Да и гордость тоже. Кроме того, парень понимал, что Слоун, отец девушки, не потерпит жениха с такими скудными видами на будущее. Даже если обстоятельства сложатся лучше некуда, будет тяжело убедить его отдать Катрину; они сами-то никогда особо не ладили. А без согласия отца невесты Роран жениться не мог, разве что если б обоим в голову взбрело разбить семью Катрины, рассердить всю деревню пренебрежением к традициям и, вероятнее всего, начать кровавую вражду со Слоуном.
Исходя из всего этого, у Рорана, похоже, оставался единственный выход – вновь поставить ферму на ноги, пусть даже ему придётся самому строить дом и сарай. Начать с нуля будет тяжело, но, как только он укрепится на своей земле, то сможет подойти к Слоуну с высоко поднятой головой. И мы сможем поговорить не раньше следующей весны, поморщившись, подумал Роран.
Он знал, что Катрина будет ждать – по крайней мере, какое-то время.
Парень шёл, не сбавляя шага, до самого вечера, когда перед ним показалась деревня – просто кучка жилых строений. На верёвках, натянутых от окна к окну, висело бельё. С ближних полей, густо засаженных озимой пшеницей, гуськом возвращались домой мужчины. Позади Карвахолла в лучах заката сверкали водопады Игуалда, низвергавшиеся в Анору на полмили вниз по Спайну. Это зрелище согрело Рорану сердце, ведь оно было таким обычным. Ничто не утешает больше, чем понимание, что всё находится на своих местах.
Сойдя с дороги, Роран поднялся на пригорок, где окнами к Спайну стоял дом Хорста. Дверь уже была открыта. Парень тяжело шагнул внутрь и прошёл на кухню, откуда доносились звуки голосов.
Хорст с закатанными по локоть рукавами опирался на грубый стол, задвинутый в угол комнаты. Рядом с ним стояла его жена Элейн; она была уже почти на шестом месяце беременности, и с лица её не сходила спокойная и довольная улыбка. Напротив родителей расположились их сыновья, Олбрич и Балдор.
Когда Роран вошёл, Олбрич сказал:
– …а я-то ещё и из кузницы не вышел! Тэйн клянётся, что видел меня, но я был на другом конце деревни.
– О чём речь? – спросил Роран, стягивая с плеч мешок.
Элейн обменялась взглядом с Хорстом.
– Ну-ка, давай я тебе поесть положу. – Женщина положила перед ним ломоть хлеба и поставила миску с холодной похлёбкой, а затем посмотрела прямо в глаза, будто ждала увидеть в них нечто особое. – Как там?
Роран пожал плечами.
– Всё, что было деревянного, или сгорело, или сгнило – ничего годного не осталось. Колодец ещё цел, спасибо и на этом. Придётся мне рубить лес для дома как можно скорее, если уж хочу обзавестись крышей над головой к поре сева. А теперь скажите, что случилось?
– Ха! – воскликнул Хорст. – Свара случилась, да та ещё. Тэйн хватился косы и подумал, что её забрал Олбрич.
– Наверное, уронил её в траву и забыл, где оставил, – фыркнул Олбрич.
– Наверное, – с улыбкой согласился Хорст.
Роран впился зубами в краюху.
– Обвинять тебя смысла нет. Если тебе понадобится коса, ты просто выкуешь её.
– Знаю, – отозвался Олбрич, падая в кресло, – но вместо того, чтоб искать свою, он разворчался – будто бы видел, как кто-то уходил с его поля, и будто бы этот кто-то здорово походил на меня… а раз, кроме меня самого, на меня никто не похож, то, значит, косу украл я.
Никто другой в деревне на него похож не был, это верно. Олбрич унаследовал и отцовскую стать, и медово-светлые волосы Элейн, поэтому слыл в Карвахолле диковинкой, ведь тут, в основном, жили люди с каштановыми волосами. А брат его, наоборот, был тоньше и темнее.
– Уверен, что всё разъяснится, – тихо сказал Балдор. – А пока постарайся не слишком злиться.
– Легко тебе говорить.
Дожевав последний кусок хлеба и уже принимаясь за похлёбку, Роран спросил Хорста:
– Я тебе зачем-нибудь завтра нужен?
– Не особенно. Буду работать над телегой Квимби. Клятая рама всё углы никак не распрямит.
Роран довольно кивнул.
– Хорошо. Тогда я уйду охотиться на весь день. Дальше в долине видел парочку не слишком тощих оленей. По крайней мере, рёбра у них не просвечивали.
Балдор внезапно оживился.
– Хочешь, составлю тебе компанию?
– Конечно. Выйдем на рассвете.
Покончив с едой, Роран вытер лицо и руки и вышел на улицу, прояснить мысли. Лениво потянувшись, он неспешно побрёл к центру деревни.
На полпути туда внимание парня привлекла возбуждённая болтовня, доносившаяся из «Семи снопов». Из любопытства он развернулся и подошёл к таверне, где перед ним открылось странное зрелище. На крылечке сидел мужчина средних лет, одетый в лоскутную кожаную куртку. Рядом с ним лежал заплечный мешок, с которого гирляндами свисали стальные челюсти капканов – отличительный знак трапперов. Вокруг столпилось несколько десятков селян, внимая бурно жестикулировавшему охотнику.
– Так вот, когда я добрался до Теринсфорда, то пошёл к этому человеку, Нэйлу. Хороший, честный человек; весной и летом я ему на полях помогаю.
Роран кивнул. Зиму трапперы проводили в горах, пополняя свои запасы, а весной возвращались, чтобы продать шкуры кожевникам вроде Гедрика, после чего вновь принимались за работу, в основном – батраками. Карвахолл был самой северной деревней в Спайне, поэтому через него проходило множество трапперов, и это была одна из причин, почему в деревне имелись собственная таверна, кузнец и кожевник.
– Перехватив пару кружек эля – ну, понимаете, чтоб горло смочить, а то ж полгода ни единого словечка не промолвил, ну, разве что только поносил весь белый свет, как пса своего охотничьего потерял, – в общем, пришёл я к Нэйлу, ещё пена на бороде не обсохла, и давай новостями обмениваться. Беседа идёт своим чередом, я его со всей любезностью спрашиваю, какие новости слышны об Империи да короле – чтоб он сгнил с гангреной и язвами во весь рот. Да не родился ли кто, или умер, или в ссылку попал, о ком мне знать не худо бы? И знаете, что? Нэйл вперёд наклонился, посерьёзнел весь и говорит – мол, слухи идут, стал быть, от Драс-Леоны и Гил’эйда, что тут и там да повсюду в Алагейзии странные дела творятся. Ургалов со всех населённых земель как ветром сдуло, и скатертью дорожка, вот только никто не знает, куда они делись и почему. Добрая половина торговых дел в Империи заглохла из-за налётов да нападений, и слышал я, что тут не простые разбойники орудуют, слишком уж повсеместные нападения эти, слишком высчитанные. Да и товары они не крадут, только сжигают или портят. Но и это ещё не всё, нет-нет, вот ни на кончик усов вашей бабушки, дай ей боги здоровья.
Траппер покачал головой и отхлебнул вина из бурдюка, а потом только продолжил:
– Люд бормочет, будто на северных землях Тень появился. Видели его вдоль края Ду Велденвардена и близ Гил’эйда. Говорят, зубы у него остро заточены, глаза – как вино красное, а волосы – красны, как кровь, которую он пьёт. И того хуже – похоже, что-то пробудило злобу в нашем разлюбезном чокнутом монархе, вот так-то. Пять дней назад жонглёр-южанин, что в одиночку к Кевнону шёл, в Теринсфорде остановился, так он сказал, что тот войска собирает и шлёт куда-то, а вот зачем – тут уж южанин никак не мог скумекать. – Рассказчик пожал плечами. – Как учил меня папаша, когда я ещё сосунком был, – дыма без огня не бывает. Может, Вардены это. Они старику Железнокостному много лет занозой в заднице сидели. Или, может, Гальбаторикс наконец решил, что хватит ему Сурде всё с рук спускать. Её-то он хоть знает, где найти, не то что тех повстанцев. А Сурду он раздавит, как медведь муравья, вот уж точно.
Роран только заморгал, а селяне тут же принялись забрасывать траппера вопросами, перебивая друг друга. В новостях о Тени парень склонен был сомневаться – уж слишком они были похожи на байку пьяного лесоруба, – но вот всё прочее было достаточно скверно, как раз похоже на правду. Сурда… Вестей об этой далёкой стране до Карвахолла доходило немного, но, по крайней мере, Роран знал, что, хотя между Сурдой и Империей якобы царил мир, сурданцы жили в постоянном страхе перед вторжением своего могущественного северного соседа. Говорили, что поэтому Оррин, тамошний король, и поддерживал Варденов.
Если траппер был прав насчёт Гальбаторикса, то это значило, что в будущем притаилась безобразная война, а вместе с ней – невзгоды в виде поднятых налогов и насильной воинской повинности. И чего я не родился во времена, когда никаких важных событий не происходило. Нам и так непросто живётся, а уж если волнения начнутся – так хоть помирай.
– Да и это ещё не всё, тут ходят даже истории… – Мужчина на миг умолк и со знающим выражением на лице постучал себя по носу указательным пальцем. – Истории о новом Всаднике в Алагейзии! – И траппер рассмеялся, громко и от души, хлопая себя по животу и откидываясь на крылечко.
Роран тоже засмеялся. Истории о Всадниках появлялись каждые несколько лет. Первые два-три раза они ещё были ему интересны, но скоро парень научился не доверять таким рассказам, ведь все они на деле оказывались ничем. Этими слухами просто выдавали желаемое за действительное те, кто тосковал по более счастливому будущему.
Он уже готов был уйти, когда на углу таверны заметил Катрину, одетую в длинное желтовато-коричневое платье, украшенное зелёной лентой. Она смотрела на него во все глаза – так же, как и он на неё. Подойдя к девушке, Роран тронул её за плечо, и они вместе ускользнули прочь от толпы.
Пройдя к окраине Карвахолла, влюблённые остановились посмотреть на звёзды. Небеса мерцали, переливались тысячами неземных огней. И прямо над головами людей изгибалась с севера на юг великолепная жемчужная лента, струившаяся от горизонта до горизонта, будто алмазная пыль, просыпанная из кувшина.
Не глядя на Рорана, Катрина опустила голову ему на плечо и спросила:
– Как день прошёл?
– Я ходил домой.
И он почувствовал, как девушка напряглась.
– И как там всё?
– Ужасно. – Его голос прервался, и парень умолк, крепко обнимая Катрину. Аромат её медных волос на его щеке походил на эликсир из вина, пряностей и духов. Он проник глубоко внутрь самого существа Рорана, согревая и успокаивая. – Дом, сарай, поля – всё заросло сорной травой… Я бы их и не нашёл, если бы не знал, где смотреть.
Девушка наконец повернулась и взглянула на него; в её глазах мерцали звёзды, а на лице отражалась печаль.
– О, Роран. – Она поцеловала его, на краткий миг прижавшись губами к его губам. – Ты пережил такую потерю, но сила никогда тебя не покидала. Теперь ты вернёшься на ферму?
– Да. Я только это и умею – возделывать землю.
– А что же будет со мной?
Роран заколебался. С того самого момента, как он начал ухаживать за Катриной, меж ними возникло негласное условие – когда-нибудь они поженятся. Не было нужды обсуждать его намерения, ведь они были ясны как день, поэтому её вопрос выбил его из колеи. Да и не годилось девушке говорить о таком столь открыто, когда он ещё не был готов сделать предложение. Это он должен был сделать первый шаг – сперва переговорить со Слоуном, потом с Катриной, – а не она. Но раз уж девушка выказала беспокойство, нужно было что-то делать.
– Катрина… я не могу подойти к твоему отцу, как собирался. Он меня высмеет, и по полному праву. Нам надо подождать. Когда я построю нам крышу над головой и соберу свой первый урожай, он меня послушает.
Девушка вновь взглянула на небо и прошептала что-то так тихо, что Роран не расслышал.
– Что?
– Я сказала – ты что, боишься его?
– Нет, конечно! Я…
– Тогда ты должен получить его позволение, завтра же, и объявить помолвку. Заставь его понять, что пусть у тебя сейчас ничего нет, но ты сможешь дать мне хороший дом и станешь зятем, которым он будет гордиться. Зачем беспричинно тратить зря годы в разлуке, если наши чувства так сильны?
– Я не могу этого сделать, – отчаянно ответил он, пытаясь заставить её понять. – Я не могу обеспечить тебя, не могу…
– Ты что, не понял? – Девушка отступила на шаг, в её голосе зазвенела настойчивость. – Я люблю тебя, Роран, и хочу быть с тобой, но у отца на меня другие планы. Есть парни, которые куда больше годятся мне в женихи, как он считает, и чем больше ты медлишь, тем сильнее он вынуждает меня выбрать себе мужа, которого он бы одобрил. Отец боится, что я останусь старой девой, и я этого тоже боюсь. Здесь, в Карвахолле, у меня не так уж много времени и возможностей выбирать… И если мне придётся выйти за другого, я это сделаю.
В её глазах заблестели слёзы, девушка пытливо посмотрела в лицо любимого, ожидая ответа, но потом подобрала юбки и метнулась обратно к домам.
Роран так и остался стоять, как громом поражённый. Её уход был для него таким же ударом, как и потеря фермы, – мир вокруг внезапно сделался холодным и враждебным. Как будто от парня оторвали часть его самого.
Не один час прошёл, прежде чем он смог вернуться к Хорсту и забраться под одеяло.
Остановившись на минуту, он прищурился на солнце сквозь лохматую чёлку. Пять часов до заката. Надолго остаться не удастся. Вздохнув, парень продолжил подниматься вдоль шеренги вязов, утопавших в гуще травы, что не знала серпа.
Это был его первый визит на ферму с тех пор, как они с Хорстом и ещё шестеро мужчин из Карвахолла вынесли из разрушенного дома и сожжённого сарая всё, что ещё можно было починить. И прошло почти пять месяцев, прежде чем он смог даже подумать о том, чтобы вернуться.
Оказавшись на вершине, Роран остановился и скрестил руки на груди. Перед ним лежали останки дома его детства. Один угол ещё стоял, осыпающийся и обугленный, а все прочие уже давно сравнялись с землёй и покрылись травой. От сарая и следа не осталось. Те несколько акров, что им удавалось обрабатывать каждый год, заросли одуванчиками, полевой горчицей и прочими сорняками. Кое-где ещё торчали из земли то свёкла, то репа, но и всё. Прямо за фермой густая рощица загораживала собой реку Анору.
Роран стиснул кулак, на скулах вздулись желваки – парень пытался справиться с нахлынувшими на него гневом и горем. Долгие минуты он стоял как вкопанный, содрогаясь всякий раз, как в его сознании вспыхивало какое-нибудь светлое воспоминание. В этом месте была вся его жизнь и даже больше. Здесь было его прошлое… и будущее. Его отец, Гэрроу, однажды сказал: «Земля – вещь особая. Заботься о ней, и она позаботится о тебе. Немногие вещи так делают». И Роран так и намеревался поступать до того самого момента, когда его мир раскололся от тихого сообщения Балдора.
читать дальше Застонав, парень развернулся и зашагал обратно к дороге. В нём ещё отдавалось эхом былое потрясение. В единый миг у него отняли всех, кого он любил, – от этого никогда не оправиться, слишком оно меняет душу. Следы пережитого вкрались в каждую грань его поведения и внешнего облика.
После тех событий Роран и думать стал больше, нежели прежде. Будто раньше его сознание было стянуто обручами, а потом эти обручи лопнули, позволяя ему задумываться о таких мыслях, которые прежде невозможно было себе и представить. Такой была идея о том, что он мог и не стать фермером, или ещё одна, что справедливость – величайшая опора в песнях и легендах – в реальной жизни была не особо и властна. Временами эти мысли заполняли сознание парня до такой степени, что он едва мог подняться с утра, чувствуя себя распухшим от их тяжести.
Выйдя на дорогу, Роран направился на север по долине Паланкар, обратно к Карвахоллу. Зубчатые горы по обе стороны тропы несли на своих пиках тяжесть снежных шапок, хотя за прошедшие недели по дну долины уже расползлась весенняя зелень. В небе к вершинам медленно плыло одинокое серое облако.
Роран провёл ладонью по подбородку, чувствуя отросшую щетину. Это всё из-за Эрагона стряслось – из-за него и его проклятого любопытства, из-за того, что он принёс из Спайна тот камень. У парня ушло несколько недель, чтобы прийти к этому выводу. Он выслушал рассказы всех свидетелей. Несколько раз заставлял Гертруду, деревенскую целительницу, читать вслух письмо, что оставил ему Бром. И другого объяснения просто не было. Чем бы ни был этот камень, должно быть, он привлёк чужаков. За одно это парень винил в смерти Гэрроу Эрагона, хотя и без гнева; он знал, что его брат не желал никому вреда. Нет, Рорана злило, что Эрагон оставил Гэрроу непогребённым и сбежал из долины Паланкар, бросив все свои обязанности, чтобы галопом пуститься в какое-то несуразное путешествие со старым сказителем. Как он мог настолько не задумываться о тех, кого бросает? Может, он сбежал из-за чувства вины? Или страха? Или Бром сбил его с толку дикими историями о приключениях? Но зачем бы Эрагону слушать их в такое время, как это?.. Я даже не знаю, жив он сейчас или мёртв.
Роран нахмурился и расправил плечи, пытаясь очистить сознание. Письмо Брома… Ха! Никогда прежде он не слышал более нелепого набора грязных и угрожающих намёков. Ясно из них было только одно – от чужаков следовало держаться подальше, что хотя бы имело смысл. Старик свихнулся, решил парень.
Мельком уловив проблеск движения, Роран повернулся и увидел дюжину оленей, рысивших к деревьям; среди них был молодой самец с бархатистыми рогами. Парень постарался запомнить это место, чтобы найти их завтра. Охотничьими навыками он Эрагона никогда не превосходил, но добычи из лесу приносил достаточно, чтобы обеспечивать самого себя в доме у Хорста, чем и гордился.
Продолжив путь, Роран вновь принялся приводить мысли в порядок. После смерти Гэрроу он бросил работу на мельнице Демптона в Теринсфорде и вернулся в Карвахолл. Хорст согласился приютить его и в последующие месяцы снабжал работой в кузнице. От горя Роран ничего не мог решить по поводу своего будущего, пока два дня назад наконец-то не выбрал направление действий.
Он хотел жениться на Катрине, дочери мясника. Ведь и в Теринсфорд он отправился затем, чтоб заработать денег и обеспечить им обоим гладкое начало семейной жизни. Но теперь, когда у него не было ни фермы, ни дома, ни средств к существованию, Рорану совесть не позволяла просить руки Катрины. Да и гордость тоже. Кроме того, парень понимал, что Слоун, отец девушки, не потерпит жениха с такими скудными видами на будущее. Даже если обстоятельства сложатся лучше некуда, будет тяжело убедить его отдать Катрину; они сами-то никогда особо не ладили. А без согласия отца невесты Роран жениться не мог, разве что если б обоим в голову взбрело разбить семью Катрины, рассердить всю деревню пренебрежением к традициям и, вероятнее всего, начать кровавую вражду со Слоуном.
Исходя из всего этого, у Рорана, похоже, оставался единственный выход – вновь поставить ферму на ноги, пусть даже ему придётся самому строить дом и сарай. Начать с нуля будет тяжело, но, как только он укрепится на своей земле, то сможет подойти к Слоуну с высоко поднятой головой. И мы сможем поговорить не раньше следующей весны, поморщившись, подумал Роран.
Он знал, что Катрина будет ждать – по крайней мере, какое-то время.
Парень шёл, не сбавляя шага, до самого вечера, когда перед ним показалась деревня – просто кучка жилых строений. На верёвках, натянутых от окна к окну, висело бельё. С ближних полей, густо засаженных озимой пшеницей, гуськом возвращались домой мужчины. Позади Карвахолла в лучах заката сверкали водопады Игуалда, низвергавшиеся в Анору на полмили вниз по Спайну. Это зрелище согрело Рорану сердце, ведь оно было таким обычным. Ничто не утешает больше, чем понимание, что всё находится на своих местах.
Сойдя с дороги, Роран поднялся на пригорок, где окнами к Спайну стоял дом Хорста. Дверь уже была открыта. Парень тяжело шагнул внутрь и прошёл на кухню, откуда доносились звуки голосов.
Хорст с закатанными по локоть рукавами опирался на грубый стол, задвинутый в угол комнаты. Рядом с ним стояла его жена Элейн; она была уже почти на шестом месяце беременности, и с лица её не сходила спокойная и довольная улыбка. Напротив родителей расположились их сыновья, Олбрич и Балдор.
Когда Роран вошёл, Олбрич сказал:
– …а я-то ещё и из кузницы не вышел! Тэйн клянётся, что видел меня, но я был на другом конце деревни.
– О чём речь? – спросил Роран, стягивая с плеч мешок.
Элейн обменялась взглядом с Хорстом.
– Ну-ка, давай я тебе поесть положу. – Женщина положила перед ним ломоть хлеба и поставила миску с холодной похлёбкой, а затем посмотрела прямо в глаза, будто ждала увидеть в них нечто особое. – Как там?
Роран пожал плечами.
– Всё, что было деревянного, или сгорело, или сгнило – ничего годного не осталось. Колодец ещё цел, спасибо и на этом. Придётся мне рубить лес для дома как можно скорее, если уж хочу обзавестись крышей над головой к поре сева. А теперь скажите, что случилось?
– Ха! – воскликнул Хорст. – Свара случилась, да та ещё. Тэйн хватился косы и подумал, что её забрал Олбрич.
– Наверное, уронил её в траву и забыл, где оставил, – фыркнул Олбрич.
– Наверное, – с улыбкой согласился Хорст.
Роран впился зубами в краюху.
– Обвинять тебя смысла нет. Если тебе понадобится коса, ты просто выкуешь её.
– Знаю, – отозвался Олбрич, падая в кресло, – но вместо того, чтоб искать свою, он разворчался – будто бы видел, как кто-то уходил с его поля, и будто бы этот кто-то здорово походил на меня… а раз, кроме меня самого, на меня никто не похож, то, значит, косу украл я.
Никто другой в деревне на него похож не был, это верно. Олбрич унаследовал и отцовскую стать, и медово-светлые волосы Элейн, поэтому слыл в Карвахолле диковинкой, ведь тут, в основном, жили люди с каштановыми волосами. А брат его, наоборот, был тоньше и темнее.
– Уверен, что всё разъяснится, – тихо сказал Балдор. – А пока постарайся не слишком злиться.
– Легко тебе говорить.
Дожевав последний кусок хлеба и уже принимаясь за похлёбку, Роран спросил Хорста:
– Я тебе зачем-нибудь завтра нужен?
– Не особенно. Буду работать над телегой Квимби. Клятая рама всё углы никак не распрямит.
Роран довольно кивнул.
– Хорошо. Тогда я уйду охотиться на весь день. Дальше в долине видел парочку не слишком тощих оленей. По крайней мере, рёбра у них не просвечивали.
Балдор внезапно оживился.
– Хочешь, составлю тебе компанию?
– Конечно. Выйдем на рассвете.
Покончив с едой, Роран вытер лицо и руки и вышел на улицу, прояснить мысли. Лениво потянувшись, он неспешно побрёл к центру деревни.
На полпути туда внимание парня привлекла возбуждённая болтовня, доносившаяся из «Семи снопов». Из любопытства он развернулся и подошёл к таверне, где перед ним открылось странное зрелище. На крылечке сидел мужчина средних лет, одетый в лоскутную кожаную куртку. Рядом с ним лежал заплечный мешок, с которого гирляндами свисали стальные челюсти капканов – отличительный знак трапперов. Вокруг столпилось несколько десятков селян, внимая бурно жестикулировавшему охотнику.
– Так вот, когда я добрался до Теринсфорда, то пошёл к этому человеку, Нэйлу. Хороший, честный человек; весной и летом я ему на полях помогаю.
Роран кивнул. Зиму трапперы проводили в горах, пополняя свои запасы, а весной возвращались, чтобы продать шкуры кожевникам вроде Гедрика, после чего вновь принимались за работу, в основном – батраками. Карвахолл был самой северной деревней в Спайне, поэтому через него проходило множество трапперов, и это была одна из причин, почему в деревне имелись собственная таверна, кузнец и кожевник.
– Перехватив пару кружек эля – ну, понимаете, чтоб горло смочить, а то ж полгода ни единого словечка не промолвил, ну, разве что только поносил весь белый свет, как пса своего охотничьего потерял, – в общем, пришёл я к Нэйлу, ещё пена на бороде не обсохла, и давай новостями обмениваться. Беседа идёт своим чередом, я его со всей любезностью спрашиваю, какие новости слышны об Империи да короле – чтоб он сгнил с гангреной и язвами во весь рот. Да не родился ли кто, или умер, или в ссылку попал, о ком мне знать не худо бы? И знаете, что? Нэйл вперёд наклонился, посерьёзнел весь и говорит – мол, слухи идут, стал быть, от Драс-Леоны и Гил’эйда, что тут и там да повсюду в Алагейзии странные дела творятся. Ургалов со всех населённых земель как ветром сдуло, и скатертью дорожка, вот только никто не знает, куда они делись и почему. Добрая половина торговых дел в Империи заглохла из-за налётов да нападений, и слышал я, что тут не простые разбойники орудуют, слишком уж повсеместные нападения эти, слишком высчитанные. Да и товары они не крадут, только сжигают или портят. Но и это ещё не всё, нет-нет, вот ни на кончик усов вашей бабушки, дай ей боги здоровья.
Траппер покачал головой и отхлебнул вина из бурдюка, а потом только продолжил:
– Люд бормочет, будто на северных землях Тень появился. Видели его вдоль края Ду Велденвардена и близ Гил’эйда. Говорят, зубы у него остро заточены, глаза – как вино красное, а волосы – красны, как кровь, которую он пьёт. И того хуже – похоже, что-то пробудило злобу в нашем разлюбезном чокнутом монархе, вот так-то. Пять дней назад жонглёр-южанин, что в одиночку к Кевнону шёл, в Теринсфорде остановился, так он сказал, что тот войска собирает и шлёт куда-то, а вот зачем – тут уж южанин никак не мог скумекать. – Рассказчик пожал плечами. – Как учил меня папаша, когда я ещё сосунком был, – дыма без огня не бывает. Может, Вардены это. Они старику Железнокостному много лет занозой в заднице сидели. Или, может, Гальбаторикс наконец решил, что хватит ему Сурде всё с рук спускать. Её-то он хоть знает, где найти, не то что тех повстанцев. А Сурду он раздавит, как медведь муравья, вот уж точно.
Роран только заморгал, а селяне тут же принялись забрасывать траппера вопросами, перебивая друг друга. В новостях о Тени парень склонен был сомневаться – уж слишком они были похожи на байку пьяного лесоруба, – но вот всё прочее было достаточно скверно, как раз похоже на правду. Сурда… Вестей об этой далёкой стране до Карвахолла доходило немного, но, по крайней мере, Роран знал, что, хотя между Сурдой и Империей якобы царил мир, сурданцы жили в постоянном страхе перед вторжением своего могущественного северного соседа. Говорили, что поэтому Оррин, тамошний король, и поддерживал Варденов.
Если траппер был прав насчёт Гальбаторикса, то это значило, что в будущем притаилась безобразная война, а вместе с ней – невзгоды в виде поднятых налогов и насильной воинской повинности. И чего я не родился во времена, когда никаких важных событий не происходило. Нам и так непросто живётся, а уж если волнения начнутся – так хоть помирай.
– Да и это ещё не всё, тут ходят даже истории… – Мужчина на миг умолк и со знающим выражением на лице постучал себя по носу указательным пальцем. – Истории о новом Всаднике в Алагейзии! – И траппер рассмеялся, громко и от души, хлопая себя по животу и откидываясь на крылечко.
Роран тоже засмеялся. Истории о Всадниках появлялись каждые несколько лет. Первые два-три раза они ещё были ему интересны, но скоро парень научился не доверять таким рассказам, ведь все они на деле оказывались ничем. Этими слухами просто выдавали желаемое за действительное те, кто тосковал по более счастливому будущему.
Он уже готов был уйти, когда на углу таверны заметил Катрину, одетую в длинное желтовато-коричневое платье, украшенное зелёной лентой. Она смотрела на него во все глаза – так же, как и он на неё. Подойдя к девушке, Роран тронул её за плечо, и они вместе ускользнули прочь от толпы.
Пройдя к окраине Карвахолла, влюблённые остановились посмотреть на звёзды. Небеса мерцали, переливались тысячами неземных огней. И прямо над головами людей изгибалась с севера на юг великолепная жемчужная лента, струившаяся от горизонта до горизонта, будто алмазная пыль, просыпанная из кувшина.
Не глядя на Рорана, Катрина опустила голову ему на плечо и спросила:
– Как день прошёл?
– Я ходил домой.
И он почувствовал, как девушка напряглась.
– И как там всё?
– Ужасно. – Его голос прервался, и парень умолк, крепко обнимая Катрину. Аромат её медных волос на его щеке походил на эликсир из вина, пряностей и духов. Он проник глубоко внутрь самого существа Рорана, согревая и успокаивая. – Дом, сарай, поля – всё заросло сорной травой… Я бы их и не нашёл, если бы не знал, где смотреть.
Девушка наконец повернулась и взглянула на него; в её глазах мерцали звёзды, а на лице отражалась печаль.
– О, Роран. – Она поцеловала его, на краткий миг прижавшись губами к его губам. – Ты пережил такую потерю, но сила никогда тебя не покидала. Теперь ты вернёшься на ферму?
– Да. Я только это и умею – возделывать землю.
– А что же будет со мной?
Роран заколебался. С того самого момента, как он начал ухаживать за Катриной, меж ними возникло негласное условие – когда-нибудь они поженятся. Не было нужды обсуждать его намерения, ведь они были ясны как день, поэтому её вопрос выбил его из колеи. Да и не годилось девушке говорить о таком столь открыто, когда он ещё не был готов сделать предложение. Это он должен был сделать первый шаг – сперва переговорить со Слоуном, потом с Катриной, – а не она. Но раз уж девушка выказала беспокойство, нужно было что-то делать.
– Катрина… я не могу подойти к твоему отцу, как собирался. Он меня высмеет, и по полному праву. Нам надо подождать. Когда я построю нам крышу над головой и соберу свой первый урожай, он меня послушает.
Девушка вновь взглянула на небо и прошептала что-то так тихо, что Роран не расслышал.
– Что?
– Я сказала – ты что, боишься его?
– Нет, конечно! Я…
– Тогда ты должен получить его позволение, завтра же, и объявить помолвку. Заставь его понять, что пусть у тебя сейчас ничего нет, но ты сможешь дать мне хороший дом и станешь зятем, которым он будет гордиться. Зачем беспричинно тратить зря годы в разлуке, если наши чувства так сильны?
– Я не могу этого сделать, – отчаянно ответил он, пытаясь заставить её понять. – Я не могу обеспечить тебя, не могу…
– Ты что, не понял? – Девушка отступила на шаг, в её голосе зазвенела настойчивость. – Я люблю тебя, Роран, и хочу быть с тобой, но у отца на меня другие планы. Есть парни, которые куда больше годятся мне в женихи, как он считает, и чем больше ты медлишь, тем сильнее он вынуждает меня выбрать себе мужа, которого он бы одобрил. Отец боится, что я останусь старой девой, и я этого тоже боюсь. Здесь, в Карвахолле, у меня не так уж много времени и возможностей выбирать… И если мне придётся выйти за другого, я это сделаю.
В её глазах заблестели слёзы, девушка пытливо посмотрела в лицо любимого, ожидая ответа, но потом подобрала юбки и метнулась обратно к домам.
Роран так и остался стоять, как громом поражённый. Её уход был для него таким же ударом, как и потеря фермы, – мир вокруг внезапно сделался холодным и враждебным. Как будто от парня оторвали часть его самого.
Не один час прошёл, прежде чем он смог вернуться к Хорсту и забраться под одеяло.
@темы: бредни лингвиста-маньяка, альтернативный перевод, Эрагон
-
-
31.03.2011 в 17:09-
-
31.03.2011 в 17:40То ли ещё будет!