~3~ Долина Паланкар

[vampirelady]

        На следующее утро великолепное пламенеющее солнце окрасило рассветное небо в розовые и жёлтые тона. Воздух был свежим, сладким и очень холодным. Лёд окаймил ручьи, а маленькие лужицы полностью замёрзли. Позавтракав кашей, Эрагон вернулся в лощину, чтобы получше осмотреть выжженный круг. Но в утреннем свете не открылось никаких новых подробностей ночного происшествия, поэтому юноша пустился в обратный путь, домой.
        Неровная звериная тропа едва виднелась в траве, а местами и вовсе пропадала. Она часто меняла направление, и тому, кто по ней шёл, порой приходилось делать большой крюк — ведь её протоптали животные. Но, несмотря на все изъяны, это был самый быстрый способ спуститься с гор.
        Спайн был одним из тех немногих мест, которые Король Гальбаторикс не мог назвать своей собственностью. До сих пор среди местных ходили истории о том, как половина его армии исчезла, войдя в этот древний лес. Казалось, что над ним простиралась завеса несчастий и неудач. Пусть и деревья там росли высоко, и солнце светило ярко, а всё же немногие люди могли долгое время оставаться в Спайне и не пострадать от какого-нибудь несчастного случая. Эрагон принадлежал к этим немногим — но, как ему казалось, не из-за какого-то особого дара, а благодаря постоянной бдительности и отличной реакции. Паренёк уже многие годы ходил в горы, но по-прежнему остерегался их. Каждый раз, когда Эрагон думал, что они раскрыли ему свои секреты, случалось нечто такое, от чего он вновь переставал их понимать, — вот как появление камня.
        Юноша шёл быстрым шагом, неуклонно отмеряя лигу за лигой. Поздним вечером он достиг края отвесного ущелья. Далеко внизу стремительно несла свои воды река Анора, держа путь в долину Паланкар. Впитав в себя сотни ручейков, река с неукротимой силой боролась со скалами и валунами, преграждавшими ей путь. В воздухе разносился низкий гул.
        Эрагон нашёл временный приют в зарослях кустарника у обрыва и, полюбовавшись на восход луны, улёгся спать.

        На следующий день похолодало. Эрагон шёл быстро, и осторожные лесные звери нечасто попадались ему на глаза. После полудня он услышал водопады Игуалда — монотонный шум тысячи брызг заглушал всё вокруг. Тропа привела юношу на влажный сланцевый выступ, мимо которого проносилась река, низвергавшаяся на замшелые утёсы.
        Перед ним развёрнутой картой лежала долина Паланкар. Её самой северной точкой было подножие водопадов Игуалда, более чем на полмили ниже того места, где стоял юноша. Недалеко от водопадов кучкой коричневых домишек лежал Карвахолл. Белый дым поднимался из труб, будто бросая вызов дикой округе. С такой высоты фермы казались маленькими квадратными заплатками — не больше кончика пальца. Цвет земли вокруг них разнился от желтовато-коричневого до песочного там, где мёртвая трава стелилась по ветру. Река Анора вилась от водопадов к южному концу долины, и солнечный свет отражался в воде широкими полосами. Далеко-далеко отсюда Анора протекала мимо деревни Теринсфорд и одинокой горы Утгард. А дальше юноше было известно лишь то, что река поворачивала на север и устремлялась к морю.
        Постояв немного, Эрагон сошёл с выступа и отправился вниз по тропе, морщась при спуске. Когда он добрался до подножия скал, мягкие сумерки уже наползали на округу, размывая цвета и очертания в нечто серое и бесформенное. Рядом в полумраке сияли огни Карвахолла; дома отбрасывали длинные тени. Если не считать Теринсфорд, Карвахолл был единственной деревней в долине Паланкар. Это уединённое селение было выстроено посреди суровых, но прекрасных земель. Сюда доходили немногие, не считая торговцев и трапперов.
        В деревне дома были сплошь крепкие, бревенчатые, с низкими крышами — какие-то из них были крыты соломой, другие — дранкой. Дым клубился из труб, насыщая воздух ароматом дерева. Дома были обустроены широкими крылечками, где люди собирались поболтать и обсудить дела. То и дело в каком-нибудь огне загоралась свеча или лампа. Вечерний ветерок доносил до ушей Эрагона громкие беседы мужчин и брань женщин, спешно пришедших за своими мужьями, что опаздывали к ужину.
        Эрагон прошёл меж домами до лавки мясника — просторному строению на толстых балках. В небо из трубы валил чёрный дым.
        Юноша толкнул дверь. В большой комнате было тепло, огонь, потрескивающий в каменном очаге, освещал всё вокруг. Вдоль дальней стены тянулся пустой прилавок, пол устилала рассыпанная солома. Везде царила безупречная чистота, как будто хозяин лавки проводил всё свободное время, выцарапывая мельчайшие частички грязи из самых незаметных щелей. За прилавком стоял мясник Слоун — невысокий человек в хлопчатой рубашке и длинном рабочем халате, покрытом кровавыми пятнами. С его ремня свисал впечатляющий набор ножей. У мясника было рябое землистое лицо, чёрные глаза смотрели на мир с подозрением. Он натирал прилавок рваной тряпкой.
        Как только Эрагон вошёл, Слоун скривил губы.
        — Так-так, могучий охотник присоединяется к нам, простым смертным. И сколько дичи ты убил на этот раз?
        — Нисколько, — коротко ответил Эрагон. Слоун ему не нравился с первой встречи, ведь мясник всегда относился к нему с презрением, будто юноша был чем-то запачкан. Казалось, что вдовец Слоун заботился только об одном человеке — своей дочери, Катрине; в ней он души не чаял.
        — С ума сойти, — деланно изумился Слоун и повернулся спиной к Эрагону, чтобы соскрести что-то со стены. — И поэтому ты пришёл сюда?
        — Да, — неловко признался Эрагон.
        — Если так, покажи-ка свои денежки. — Юноша переступил с ноги на ногу, ничего не ответив, и Слоун забарабанил пальцами по прилавку. — Давай-давай — или они у тебя есть, или их нет. Каков ответ?
        — Вообще-то, денег у меня нет, но есть…
        — Что, нет денег? — резко оборвал его мясник. — И ты ещё хочешь мясо купить! Неужто другие торговцы отдают свои товары даром? Я что, должен тебе за просто так подарить своё добро? И вообще, — вдруг добавил он, — поздно уже. Возвращайся завтра с деньгами. На сегодня я закрываюсь.
        Эрагон зло глянул на него.
        — До завтра я ждать не могу, Слоун. Но твоё время того стоит; я нашёл кое-что, чем могу с тобой расплатиться. — Он жестом фокусника вынул камень из мешка и осторожно поместил его на изрезанный прилавок. Диковинная находка заблестела в свете танцующего пламени.
        — Скорее уж, украл, — пробормотал Слоун, заинтересованно наклоняясь вперёд.
        Не обращая внимания на его слова, Эрагон спросил:
        — Этого хватит?
        Слоун поднял камень и взвесил его в руке, потом проверил пальцами на гладкость и изучил белые прожилки. Затем мясник опустил его обратно — судя по взгляду, что-то подсчитывая.
        — Симпатичная вещица, но сколько она стоит?
        — Не знаю, — признался Эрагон, — но никто бы не потрудился придать этому камню форму, если бы он не был ценным.
        — Это понятно, — с подчёркнутым терпением сказал Слоун. — Но насколько ценным? Раз ты не знаешь, предлагаю тебе найти торговца, который знает, или принять мою цену — три короны.
        — Да это же скупердяйство! Он должен стоить по крайней мере в десять раз дороже, — запротестовал Эрагон. Трёх корон не хватило бы даже на то, чтобы купить мяса на неделю.
        Слоун пожал плечами.
        — Не нравится моё предложение — жди, пока приедут торговцы. Так или иначе, а этот разговор мне надоел.
        Торговцами называли бродячих купцов и артистов, приезжавших в Карвахолл каждую весну и зиму. Они покупали излишки всего того, что удавалось вырастить или смастерить селянам и местным фермерам, и продавали всё то нужное, благодаря чему местные могли пережить ещё один год: семена, скотину, ткани и припасы вроде соли и сахара.
        Но Эрагон не хотел ждать их приезда; он когда ещё будет, а его родным мясо было нужно сейчас.
        — Ладно, согласен, — огрызнулся он.
        — Хорошо, сейчас принесу мясо. Да, не то, чтобы это было важно, но где ты нашёл эту штуку?
        — Две ночи назад в Спайне…
        — Убирайся! — рявкнул Слоун, отталкивая камень, яростно протопал к концу прилавка и принялся счищать с ножа засохшие капли крови.
        — Почему? — спросил Эрагон, придвигая камень к себе, будто пытаясь защитить его от гнева Слоуна.
        — Я не собираюсь иметь дело ни с одной штуковиной из тех, что ты приносишь с этих проклятых гор! Отнеси свой чародейский камень куда-нибудь ещё.
        Рука Слоуна внезапно соскользнула, он порезал себе палец о нож, но, казалось, не заметил этого и продолжал тереть, пятная лезвие свежей кровью.
        — Ты просто отказываешься со мной торговать!
        — Да! Пока ты не заплатишь монетами, — рявкнул Слоун и поднял нож, бочком отходя в сторону. — Убирайся, пока я тебя не вышвырнул!
        Тут позади них распахнулась дверь. Эрагон резко крутнулся на месте, готовый к неприятностям и похлеще. Внутрь, тяжело ступая, вошёл Хорст, человек громадного роста. За ним следовала дочь Слоуна, Катрина — высокая девушка лет шестнадцати с решительным лицом. Юноша удивился её появлению; обычно она избегала любых споров, в которых был замешан её отец. Слоун кинул на них осторожный взгляд и тут же начал обвинять Эрагона.
        — Он не хочет…
        — Тихо, — пророкотал Хорст, с треском разминая костяшки пальцев. В Карвахолле он был кузнецом, это можно было понять по толстой шее и исцарапанному кожаному фартуку. Мощные руки Хорста были обнажены до локтей; сквозь вырез рубашки виднелась широкая и мускулистая волосатая грудь. Неровно подрезанная чёрная борода курчавилась вдоль нижней челюсти. — Слоун, что ты теперь натворил?
        — Ничего. — Мясник посмотрел на Эрагона так, будто хотел его убить, а затем выплюнул: — Этот… мальчишка пришёл сюда и начал у меня клянчить. Я попросил его уйти, но он и с места сдвинуться не желает. Я ему даже угрожал, а ему всё плевать! — Взглянув на Хорста, Слоун будто съёжился.
        — Это правда? — спросил кузнец.
        — Нет! — воскликнул Эрагон. — Я предложил этот камень в уплату за мясо, и он согласился. Но когда я сказал, что нашёл его в Спайне, Слоун отказался даже трогать его. Какая разница, откуда он взялся?
        Хорст с любопытством посмотрел на камень, а потом вновь перевёл взгляд на мясника.
        — Почему ты не хочешь торговать с ним, Слоун? Я и сам не люблю Спайн, но если дело в цене камня, я отдам за него мои собственные деньги.
        На какое-то мгновение вопрос повис в воздухе. Затем Слоун облизнул губы и сказал:
        — Это моя лавка. Что хочу, то и делаю.
        Катрина вышла из-за спины Хорста и откинула со лба прядь тёмно-рыжих волос, похожих на расплавленную медь.
        — Отец, Эрагон готов заплатить. Продай ему мясо, и пойдём ужинать.
        Глаза Слоуна угрожающе сузились.
        — Возвращайся в дом; это не твоё дело… Я сказал, иди!
        Лицо Катрины окаменело. Она вышла из комнаты, держась нарочито прямо.
        Эрагон наблюдал за этой сценой с осуждением, но вмешаться не осмелился. Хорст дёрнул себя за бороду и с неодобрением проговорил:
        — Ладно, тогда можешь заключить сделку со мной. Сколько ты собирался выручить, Эрагон? — Голос кузнеца разносился по всей комнате.
        — Сколько смогу.
        Хорст вынул кошелёк и отсчитал стопку монет.
        — Отвесь-ка мне своего лучшего мяса для жаркого. И столько, чтобы мешок Эрагона доверху заполнить.
        Мясник заколебался, его взгляд метался от Хорста к Эрагону.
        — Не продать мясо мне было бы очень плохой идеей, — заявил Хорст.
        Злобно зыркнув, Слоун быстро скрылся в задней комнате, откуда тут же донеслись звуки яростных ударов, шуршание обёртки и приглушённые проклятья. Через несколько минут, весьма неуютных, мясник вернулся с охапкой кусков мяса, завёрнутых в бумагу. С непроницаемой миной он принял у Хорста деньги, а потом продолжил чистить нож, делая вид, что кроме него тут никого нет.
        Хорст сгрёб мясо с прилавка и вышел наружу. Эрагон поспешил за ним, подхватив мешок и камень. За дверью их лица овеял свежий ночной воздух, показавшийся просто живительным после душной лавки.
        — Спасибо, Хорст. Дядя Гэрроу будет доволен.
        Хорст тихо засмеялся.
        — Не благодари меня. Давно хотел это сделать. Слоун — ужасный смутьян, ему полезно поучиться смирению. Это Катрина услышала, что происходит, и прибежала за мной. Хорошо, что я пришёл, — вы двое чуть не сцепились. Одного мне жаль, сомневаюсь я, что в следующий раз он будет торговать с тобой или кем-то из твоих родных, даже если у вас будут деньги.
        — А что это он так взорвался? Мы друг друга никогда не жаловали, но наши деньги он всегда брал. И я до сих пор не видел, чтобы он с Катриной так обходился, — покачал головой Эрагон, открывая ранец.
        Хорст пожал плечами.
        — Спроси своего дядю. Он знает об этом больше, чем я.
        Эрагон запихнул мясо в мешок.
        — Что ж, вот и ещё один повод поспешить домой… чтобы раскрыть эту тайну. Вот, это твоё по праву. — Он протянул кузнецу камень.
        Хорст хмыкнул.
        — Нет уж, оставь себе свой странный булыжник. А насчёт платы… Олбрич следующей весной в Фейнстер хочет уехать, чтобы стать главным кузнецом, и мне понадобится помощник. Можешь приходить и отрабатывать долг в свободные дни.
        Довольный Эрагон чуть поклонился. У Хорста было два сына, Олбрич и Балдор, оба работали с ним кузнице. Занять место одного из них — это было щедрое предложение.
        — И снова спасибо! Уже жду — не дождусь, когда буду с тобой работать.
        Юноша был очень рад, что нашёлся способ заплатить Хорсту. Его дядя никогда бы не принял милостыни. Тут Эрагон вспомнил, что сказал ему кузен перед тем, как юноша ушёл на охоту.
        — Роран просил меня передать Катрине послание, но раз уж я не могу — может, ты передашь?
        — Конечно.
        — Он велел сказать, что придёт в деревню, как только приедут торговцы, и тогда с ней повидается.
        — И всё?
        Эрагон слегка смутился.
        — Нет, ещё он просил сказать, что она — самая красивая девушка из всех, что он видел, и что больше ни о чём, кроме неё, он не думает.
        Лицо Хорста расплылось в широкой усмешке, и он подмигнул юноше.
        — А у него серьёзные намерения, а?
        — Да уж, — быстро улыбнулся Эрагон. — Можешь ещё поблагодарить её от меня? Здорово, что она вступилась за меня перед отцом. Надеюсь, её за это не накажут. Роран будет в ярости, если выйдет, что я втравил её в неприятности.
        — Я бы об этом не волновался. Слоун не знает, что она позвала меня, так что не думаю, что он будет к ней так уж строг. А ты, может, поужинаешь с нами перед уходом?
        — Прости, не могу. Гэрроу ждёт, — пояснил Эрагон, затягивая горловину мешка. Потом он закинул его за спину и, прощально вскинув руку, зашагал по дороге.
        С набитым мешком идти стало тяжелее, но юноше так хотелось попасть домой, что его ноги будто налились новой силой. Деревня как-то внезапно кончилась, её тёплые огни остались позади. Над горами проглянула перламутровая луна, заливая долину призрачным отражением дневного света. Всё вокруг казалось выцветшим и плоским.
        Уже в конце пути Эрагон свернул с дороги, идущей дальше на юг. Прямая тропинка вела его сквозь заросли травы, подымавшейся до пояса, и вверх по холму, почти скрытому в тени своих защитников-вязов. Взобравшись на его вершину, юноша увидел мягкий свет, струившийся из окон родного дома.
        На покрытой дранкой крыше высилась кирпичная труба. Над выбеленными извёсткой стенами нависал карниз, отбрасывая на землю густую тень. Часть огороженного крыльца была отведена под поленницу, часть — под сваленные в груду сельскохозяйственные инструменты.
        К тому моменту, как они втроём переехали в этот дом после смерти жены Гэрроу, Мэриан, он уже пустовал полвека. Находился он за десять миль от Карвахолла, дальше всех других. Люди опасались селиться на таком расстоянии, ведь семья, живущая так далеко, не могла полагаться на помощь из деревни в трудные времена, но дядя Эрагона никого не слушал.
        В сотне футов от дома, в облезлом сарае, жили две лошади — Бирка и Бруф — вместе с курами и коровой. Иногда там появлялась и свинья, но в этот год обитатели дома не смогли себе такое позволить. Между стойл была втиснута телега. На краю полей вдоль реки Аноры вставал сплошной ряд деревьев.
        Когда юноша устало дотащился до крыльца, то увидел, что свет за окном движется.
        — Дядя, это я, Эрагон. Впусти меня.
        Сперва в двери на миг приоткрылось небольшое окошечко, а затем она отворилась вовнутрь.
        На пороге стоял Гэрроу, опершись рукой на дверь. Поношенная одежда болталась на нём, как тряпки на огородном пугале. На худом, голодном лице из-под седеющих волос тревожно смотрели глубокие глаза. Можно было подумать, что этого человека сначала частично мумифицировали, а потом обнаружили, что он ещё жив.
        — Роран спит, — ответил он на вопросительный взгляд Эрагона.
        На деревянном столе — таком старом, что древесина расслоилась на крошечные бороздки, будто отпечаток гигантского пальца, — мигал фонарь. У дровяной печи висела рядами кухонная утварь — на самодельных гвоздях, прибитых к стене. В проёме второй двери можно было разглядеть оставшуюся часть дома. Пол был сложен из досок, гладко отполированных ногами, что ступали по ним долгие годы.
        Эрагон стянул с плеч мешок и достал мясо.
        — Что это? Ты купил мясо? Где достал денег? — резко спросил его дядя, увидев свёртки.
        Юноша вздохнул и ответил:
        — Нет, его для нас купил Хорст.
        — И ты позволил ему заплатить? Я уже говорил тебе, что не буду просить еды. Если мы не в состоянии прокормить себя сами, то с тем же успехом можно переехать в деревню. Не успеешь обернуться, как нам будут посылать поношенную одежду и спрашивать, сумеем ли мы пережить зиму.
        Лицо Гэрроу побледнело от гнева.
        — Я не брал милостыни, — отрезал Эрагон. — Хорст согласился, чтобы я отработал долг весной. Ему нужен помощник, потому что Олбрич уезжает.
        — И где ты найдёшь время, чтоб работать на него? Или хочешь наплевать на всё то, что нужно сделать здесь? — понизил голос Гэрроу.
        Эрагон повесил лук и колчан на крючки у входной двери.
        — Не знаю я, как это сделаю, — раздражённо сказал он. — А вообще, я нашёл кое-что, что может стоить денег. — И он положил на стол камень.
        Гэрроу склонился над находкой: голод на его лице сменился алчностью, пальцы как-то странно дёрнулись.
        — Ты нашёл это в Спайне?
        — Да, — ответил Эрагон и объяснил, что случилось. — И, вдобавок ко всему прочему, я потерял свою лучшую стрелу. Скоро придётся делать ещё.
        Их взгляды вновь устремились на камень, мерцавший в полумраке.
        — Как погода была? — спросил дядя, поднимая находку. Его руки сжимали камень так, будто Гэрроу боялся, что тот внезапно исчезнет.
        — Холодно, — отозвался Эрагон. — Снег не шёл, но каждую ночь подмораживало.
        Похоже, Гэрроу эти новости встревожили.
        — Завтра поможешь Рорану убрать ячмень. Если ещё и тыкву соберём, мороз нам помехой не будет. — Он передал камень Эрагону. — На, сохрани его. Когда приедут торговцы, мы узнаем, сколько он стоит. Продать его, наверное, будет лучше всего. Чем меньше мы впутываемся в магические дела, тем лучше… А почему Хорст заплатил за мясо?
        Эрагон в один миг объяснил суть своей ссоры со Слоуном.
        — Понять не могу, что его так разозлило.
        Гэрроу пожал плечами.
        — Исмира, жена Слоуна, ушла за водопады Игуалда за год до того, как сюда принесли тебя. С тех пор он не приближался к Спайну и не имел дел ни с чем, с ним свзяанным. Но это не повод отказываться от платы. Наверное, он хотел тебе досадить.
        Эрагон сонно пошатнулся и пробормотал:
        — Как же, всё-таки, здорово вернуться домой…
        Взгляд Гэрроу смягчился; мужчина кивнул. Эрагон, спотыкаясь, ввалился в свою комнату, засунул камень под кровать и упал на тюфяк. Дома… Впервые с начала охоты юноша смог полностью расслабиться — и им овладел сон.