читать дальше
***
Высокая стройная девушка с усталым лицом, закутанная в лёгкий плащ цвета радуги, вошла в комнату, где воздух неторопливо мерцал в просыпающемся лунном свете, изливавшемся из открытого окна, да ленивый вечерний ветер теребил невесомые белые занавеси. Застыв на мгновение в дверном проёме, она со вздохом закрыла глаза и прислонилась лбом к косяку. Её руки странными ласковыми движениями гладили полированное дерево, а губы что-то беззвучно шептали, еле двигаясь, и дыхание едва шевелило тонкие пряди волос, упавшие на лицо. Затем она выпрямилась, закрыла дверь и медленно прошла к письменному столу у окна. Там, в большом зале на нижних этажах продолжался торжественный приём, уже давно и плавно перешедший в банкет, звучала музыка, велись разговоры обо всём под звонкую россыпь хрустальных бокалов, но в маленькую комнату в башне не проникал ни один звук. Здесь царила тишина – мягкая, ватная и очень серая, как и сама комната, тонущая в сумрачном мареве наступившего вечера. Казалось, что ничто в мире не сможет разорвать вязкую пелену затишья… Ирэн, Правительница Радужной Звезды, тоже не собиралась нарушать этот молчаливый уговор. Её шаги были бесшумны.
Девушка присела на краешек мягкого стула, так кстати отодвинутого от стола, опёрлась локтями о столешницу и опустила подбородок на скрещенные пальцы, а потом и вовсе мягко уронила голову на дрогнувшие руки, на тёмное дерево, пахнущее тревожной безмятежностью. Она так устала… Хорошо, что Эльгален вовремя заметил её состояние и отослал сестру наверх, вызвавшись заменить Правительницу перед делегатами вассальных держав. Это было нормально, все знали, что «этот изумительно похожий на Её Величество эльф с чудными зелёными глазами» (по выражению одной из фрейлин королевы какой-то ранней династии. Сейчас этого государства уже не существует) является её первым помощником и полноправным регентом – не Белегнор, первый по старшинству среди братьев, а именно он. Эль всегда был ответственным и мудрым, вечер удастся на славу… Кроме того, с ним сейчас Анакин. Они хорошо смотрятся вместе. Ирэн не раз замечала взгляды, и выражение лица, и то неизбывно нежное в пальцах рук – это всё появлялось, когда её младший брат украдкой смотрел на черноволосого странника, думая, что его не видит ни он, ни другие. За Анакином она наблюдать не осмеливалась, но вполне возможно, что он тоже… Нет, об этом думать сейчас не имеет смысла – ни смысла, ни времени, ни какой ещё надобности. Сейчас вообще невозможно думать: мысли будто проносятся вокруг головы, не задевая ни одной мало-мальски отзывающейся струны в рассудке и душе, мозге и сердце.
Когда всё вокруг покрывается пепельно-серым налётом… вещи, лица, твои руки, отражение в зеркале, сам воздух… Когда не можешь закрыть глаза и продолжаешь смотреть туда, где вовсе нечего видеть… Когда реальность искажается до предела, колыхаясь мерными разводами лазурно-серого и тёмного ультрамарина… Когда по нервам звеняще бьёт тишина, неумолимо прорываясь в восприятие даже в самых шумных дебатах, и сон окутывает естество посреди самых яростных баталий, на поле битвы или на бумаге… Кажется, что всё вокруг уже давно пронизано твоей кровью, потом, энергией, магией, а ты всё мечешься из стороны в сторону, пытаясь успеть везде и лично проконтролировать всё, и уследить, увидеть, услышать, почувствовать… Выбиваться из сил, падать в обморок от истощения, но так, чтобы никто этого не заметил, и продолжать говорить, улыбаться, подписывать, составлять, карать и миловать, уничтожать и исцелять, хотя внутри всё заходится от нелепого, детского возмущения – вы что, ничего не видите? как вы можете не замечать? да, я продолжаю всё это делать, но ведь меня же нет, я сплю, я без сознания, я мертва… И пробуждаться, и всем видом показывать, что ничего не случилось, чтобы никто не заметил перехода от забытья к бодрствованию.
Корона бездумно, с безжалостной логикой машины пригибает голову к земле… Атлант жаловался, что небо давит ему на плечи? Попробовал бы поносить этот плащ… Зачем мне дали эту власть? Я вовсе не желала её. Раз за разом видеть, как перед тобой опускаются взоры и меркнет радость жизни, побеждённая покорной почтительностью и льстивой услужливостью… А ведь они даже не знают, кто я. Всего лишь королева горной державы, но обладающая страшным могуществом, на которое не претендует ни одно из соседних государств. Такой магией не владеет никто… И те вновь и вновь появляющиеся послы незнакомых стран, заинтересованных необычным количеством принесённых вассальных клятв со стороны других, сперва надменно вскидывают головы, требуя союзных договоров, или сразу швыряют перчатку войны в лицо выскочке на горном троне, а затем… Затем приходит страх. Не всегда, конечно. Есть исключения, да… Те же эльфы. Кентавры, гномы, единороги, морской народ, даже драконы… Чем меньше существа похожи на людей, тем тоньше они чувствуют. С ними куда легче, но даже они не знают… не знают всего…
Как было трудно в первые дни… Тогда от неё зависело всё, все нити отчаянно цеплялись за её кулак. А сейчас – всё наладилось, более или менее, но по-прежнему она пытается успеть везде, потому что развиваются новые страны, появляются новые народы, а Звезду всё ещё сотрясают природные бедствия, землетрясения, наводнения, извержения вулканов, цунами и прочее – девочка-подросток устраивает себе косметический ремонт, но ведь это отражается на живущих на её поверхности. С этим ничего не поделаешь, не остановишь и не запретишь, но спасать мелкую пыль на коже приводящей себя в порядок красавицы приходится… Да, правильно. Ей – и другим. На них держится порядок, они следят за всем, планету разделили на сферы влияния, и каждый занимается своим делом, а ей всё мало – ей надо уследить за всем, будто без её присутствия всё рухнет… И никто не уговаривал её принимать на себя власть, она сама взяла её на плечи, это негласно подразумевалось всеми, ведь она Старшая… И что же теперь?
Я никак не могу отпустить… Она устала. Уже давно, и эта усталость превратилась в то, чему нет названия ни в каких известных языках, – просто никто не испытывал такого. Это уже болезнь… мания… но как прикажете её лечить, если сердце замирает и боль вырывается из горла, когда бессмысленно рвётся нить хотя бы одной невинной жизни, а если их много?.. Так не должно быть! Но ведь на ней не держится всё вокруг… Братья, сестра и Анакин великолепно справляются со взятыми на себя обязанностями, скоро, уже совсем скоро, через несколько столетий, они превратятся в простые формальности… А её уже затянуло. Она не может остановиться. И вот теперь…
Глухое отчаяние, раз за разом загоняемое в неизведанные глубины подсознания и запираемое там на тысячи замков, уже невозможно попробовать на вкус, его заменила бессмысленность. Слёз не осталось, боль выкипела. Эмоции умерли… Она не должна была показывать своей слабости другим, не имела права лишать их надежды и улыбки во взгляде, придающей сил. Она – Старшая… Правительница. Это её долг перед Кланом… Никому не позволялось ничего замечать, она так искусно маскировалась, что никто даже не смел думать, что что-то не так, и сейчас… Ни один из тех, кого она любит, не должен страдать из-за её боли… Она держалась до конца, но вдруг… будто что-то тенькнуло и сломалось – или даже нет, не сломалось, не исчезло и не растворилось, но просто вздохнуло и обмякло, разливаясь в тонкую плёнку на бушующем океане… Исчезали цвета, запахи, звуки. Не оставалось ничего, кроме этой властной и безжалостной тишины, безжизненной, беспомощной, безымянной…
Она умерла. Не осталось ничего, что бы ещё жило. Или, всё-таки?.. Пусть даже любовь умолкла на серые века мерзлоты и лишь изредка даёт о себе знать, погребённая под руинами оглушённого сознания, но всё же… Крохотная искра жажды жизни, где смешалось всё – тепло родственных уз, дружба, поддержка, интерес, любопытство, стремление к знаниям и впечатлениям, даже эта болезнь, мания… спасения… и любовь… это даёт сил держаться и оттаскивает от бессмысленного угасания. И лишь по этой причине она сейчас здесь.
Ирэн подняла голову. На секунду показалось, будто на её щеках пролегли дорожки слёз, но это были всего лишь причудливо лёгшие переплетения лунного света с влажным ветром. Глубоко-глубоко, на самом донышке её глаз, поражённых дымчатой плёнкой безжизненности, загорелся огонёк решительности. Она подняла вялую руку, и в пространстве меж её пальцев засветились призрачные зелёные искры, постепенно превращаясь в тонкий мерцающий стержень. Девушка придвинула к себе плотный лист желтоватого пергамента и начала писать, и с каждой написанной буквой её рука обретала былую твёрдость. Серое небо за окном быстро темнело, а изящные мелкие строчки на бархатистой бумаге отливали тёмно-еловым изумрудом.
Я знаю, что вы меня поймёте.
Мне было хорошо с вами все эти годы, мы столько пережили вместе, но сейчас я должна уйти. Не волнуйтесь за меня и не ищите, это бесполезно… Я просто прошу вас отпустить меня – я вернусь. Верьте мне так, как я верю в вас; простите, что не предупредила и не попрощалась, но если я снова увижу ваши лица, мне уже не удастся никуда убежать.
Храните Звезду в моё отсутствие, регентом – как вы уже все знаете – назначаю Эльгалена. Ты ведь не будешь против, брат мой?
Простите, что бросаю… Может быть, мне тоже удастся простить это себе. А может, и нет… Но я надеюсь, что вы меня простите.
Мне нужно найти то место, время и состояние, где можно забыть…
Люблю вас всех больше жизни, мне больно покидать вас вот так, но…
Было написано ещё многое до этих строк и после. Во многом бессвязно, перескакивая с одного на другое, иногда ровно и понятно, но всё вместе это было до умопомрачения полно, и способно тронуть именно те аккорды души, что нужно, и бесконечно далеко и до слёз близко… – и в этом была вся она. Изумрудные чернила полыхали от вложенных в письмо чувств. Нет, многолетний заслон ещё не был прорван, но робкие струйки уже просачивались через щели в плотине забвения, и немыслимая смесь из облегчения, благодарности и умиротворения уже сейчас окутывала истерзанное сознание надёжным и тёплым коконом, обещая в будущем подготовить почву для вихревого ощущения… свободы?
Казалось, тысячи вечностей канули в водовороте времени, когда Ирэн закончила письмо и поставила подпись. Девушка перечитала написанное, и странная улыбка не сходила с её губ, а затем она коснулась пальцами пергамента – и его охватило магическое пламя, сжигая изумрудные строки. Собрав пепел в ладони, Ирэн поднялась со стула и протянула руки к окну. Вольный ветер ворвался в комнату, по пути приласкав белые занавеси, взвихрил волосы цвета тёплого, рыже-золотистого каштана, подбадривающим вздохом огладил бледное лицо – и выхватил из рук зеленовато-серую золу, унося её, чтобы развеять так, чтобы все поняли…
Она уходит. Прямо сейчас. Девушка глубоко вздохнула и коснулась пальцами почти незаметной застёжки, скреплявшей плащ. Лёгкая радужная ткань начала медленно опадать на пол, но Ирэн подхватила плащ и будто в полусне продолжила его движение, направляя так, чтобы он повис на самом краешке спинки стула. Поднеся руки к лицу, она замерла на ослепляющий миг, но затем уверенно сняла со лба диадему, высвобождая примятые пряди. Корона с протяжным звяком упала на стол, по комнате прокатилось лёгкое эхо… Её отпустили...
Ирэн вскинула голову, давно забытым и до боли знакомым жестом пролетая пальцами по волосам, быстрым взглядом оглядела комнату – не то прощаясь, не то знакомясь заново, – и не раздумывая больше ни секунды, слитным и плавным движением вспрыгнула на стол. Пора… Ветер отвесил ей ликующее приветствие и вновь умчался вдаль, зовя за собой. Ещё пару мгновений луна любовалась тонким силуэтом, замершим в распахнутом окне, а потом комната на самом верху самой высокой башни Радужного Замка содрогнулась и расплескалась бесчисленными кругами тёмно-серебряных бликов от последнего и тёплого дыхания, вырвавшегося из истомлённой груди… фигура девушки растворилась в этом вздохе, само тело её стало дыханием, луна мигнула мимолётно набежавшим облаком, а в проёме окна уже никого не было, как не было у стен этого замка, в пределах этой планеты и вообще в этом мире.
Она ушла.
Девушка присела на краешек мягкого стула, так кстати отодвинутого от стола, опёрлась локтями о столешницу и опустила подбородок на скрещенные пальцы, а потом и вовсе мягко уронила голову на дрогнувшие руки, на тёмное дерево, пахнущее тревожной безмятежностью. Она так устала… Хорошо, что Эльгален вовремя заметил её состояние и отослал сестру наверх, вызвавшись заменить Правительницу перед делегатами вассальных держав. Это было нормально, все знали, что «этот изумительно похожий на Её Величество эльф с чудными зелёными глазами» (по выражению одной из фрейлин королевы какой-то ранней династии. Сейчас этого государства уже не существует) является её первым помощником и полноправным регентом – не Белегнор, первый по старшинству среди братьев, а именно он. Эль всегда был ответственным и мудрым, вечер удастся на славу… Кроме того, с ним сейчас Анакин. Они хорошо смотрятся вместе. Ирэн не раз замечала взгляды, и выражение лица, и то неизбывно нежное в пальцах рук – это всё появлялось, когда её младший брат украдкой смотрел на черноволосого странника, думая, что его не видит ни он, ни другие. За Анакином она наблюдать не осмеливалась, но вполне возможно, что он тоже… Нет, об этом думать сейчас не имеет смысла – ни смысла, ни времени, ни какой ещё надобности. Сейчас вообще невозможно думать: мысли будто проносятся вокруг головы, не задевая ни одной мало-мальски отзывающейся струны в рассудке и душе, мозге и сердце.
Когда всё вокруг покрывается пепельно-серым налётом… вещи, лица, твои руки, отражение в зеркале, сам воздух… Когда не можешь закрыть глаза и продолжаешь смотреть туда, где вовсе нечего видеть… Когда реальность искажается до предела, колыхаясь мерными разводами лазурно-серого и тёмного ультрамарина… Когда по нервам звеняще бьёт тишина, неумолимо прорываясь в восприятие даже в самых шумных дебатах, и сон окутывает естество посреди самых яростных баталий, на поле битвы или на бумаге… Кажется, что всё вокруг уже давно пронизано твоей кровью, потом, энергией, магией, а ты всё мечешься из стороны в сторону, пытаясь успеть везде и лично проконтролировать всё, и уследить, увидеть, услышать, почувствовать… Выбиваться из сил, падать в обморок от истощения, но так, чтобы никто этого не заметил, и продолжать говорить, улыбаться, подписывать, составлять, карать и миловать, уничтожать и исцелять, хотя внутри всё заходится от нелепого, детского возмущения – вы что, ничего не видите? как вы можете не замечать? да, я продолжаю всё это делать, но ведь меня же нет, я сплю, я без сознания, я мертва… И пробуждаться, и всем видом показывать, что ничего не случилось, чтобы никто не заметил перехода от забытья к бодрствованию.
Корона бездумно, с безжалостной логикой машины пригибает голову к земле… Атлант жаловался, что небо давит ему на плечи? Попробовал бы поносить этот плащ… Зачем мне дали эту власть? Я вовсе не желала её. Раз за разом видеть, как перед тобой опускаются взоры и меркнет радость жизни, побеждённая покорной почтительностью и льстивой услужливостью… А ведь они даже не знают, кто я. Всего лишь королева горной державы, но обладающая страшным могуществом, на которое не претендует ни одно из соседних государств. Такой магией не владеет никто… И те вновь и вновь появляющиеся послы незнакомых стран, заинтересованных необычным количеством принесённых вассальных клятв со стороны других, сперва надменно вскидывают головы, требуя союзных договоров, или сразу швыряют перчатку войны в лицо выскочке на горном троне, а затем… Затем приходит страх. Не всегда, конечно. Есть исключения, да… Те же эльфы. Кентавры, гномы, единороги, морской народ, даже драконы… Чем меньше существа похожи на людей, тем тоньше они чувствуют. С ними куда легче, но даже они не знают… не знают всего…
Как было трудно в первые дни… Тогда от неё зависело всё, все нити отчаянно цеплялись за её кулак. А сейчас – всё наладилось, более или менее, но по-прежнему она пытается успеть везде, потому что развиваются новые страны, появляются новые народы, а Звезду всё ещё сотрясают природные бедствия, землетрясения, наводнения, извержения вулканов, цунами и прочее – девочка-подросток устраивает себе косметический ремонт, но ведь это отражается на живущих на её поверхности. С этим ничего не поделаешь, не остановишь и не запретишь, но спасать мелкую пыль на коже приводящей себя в порядок красавицы приходится… Да, правильно. Ей – и другим. На них держится порядок, они следят за всем, планету разделили на сферы влияния, и каждый занимается своим делом, а ей всё мало – ей надо уследить за всем, будто без её присутствия всё рухнет… И никто не уговаривал её принимать на себя власть, она сама взяла её на плечи, это негласно подразумевалось всеми, ведь она Старшая… И что же теперь?
Я никак не могу отпустить… Она устала. Уже давно, и эта усталость превратилась в то, чему нет названия ни в каких известных языках, – просто никто не испытывал такого. Это уже болезнь… мания… но как прикажете её лечить, если сердце замирает и боль вырывается из горла, когда бессмысленно рвётся нить хотя бы одной невинной жизни, а если их много?.. Так не должно быть! Но ведь на ней не держится всё вокруг… Братья, сестра и Анакин великолепно справляются со взятыми на себя обязанностями, скоро, уже совсем скоро, через несколько столетий, они превратятся в простые формальности… А её уже затянуло. Она не может остановиться. И вот теперь…
Глухое отчаяние, раз за разом загоняемое в неизведанные глубины подсознания и запираемое там на тысячи замков, уже невозможно попробовать на вкус, его заменила бессмысленность. Слёз не осталось, боль выкипела. Эмоции умерли… Она не должна была показывать своей слабости другим, не имела права лишать их надежды и улыбки во взгляде, придающей сил. Она – Старшая… Правительница. Это её долг перед Кланом… Никому не позволялось ничего замечать, она так искусно маскировалась, что никто даже не смел думать, что что-то не так, и сейчас… Ни один из тех, кого она любит, не должен страдать из-за её боли… Она держалась до конца, но вдруг… будто что-то тенькнуло и сломалось – или даже нет, не сломалось, не исчезло и не растворилось, но просто вздохнуло и обмякло, разливаясь в тонкую плёнку на бушующем океане… Исчезали цвета, запахи, звуки. Не оставалось ничего, кроме этой властной и безжалостной тишины, безжизненной, беспомощной, безымянной…
Она умерла. Не осталось ничего, что бы ещё жило. Или, всё-таки?.. Пусть даже любовь умолкла на серые века мерзлоты и лишь изредка даёт о себе знать, погребённая под руинами оглушённого сознания, но всё же… Крохотная искра жажды жизни, где смешалось всё – тепло родственных уз, дружба, поддержка, интерес, любопытство, стремление к знаниям и впечатлениям, даже эта болезнь, мания… спасения… и любовь… это даёт сил держаться и оттаскивает от бессмысленного угасания. И лишь по этой причине она сейчас здесь.
Ирэн подняла голову. На секунду показалось, будто на её щеках пролегли дорожки слёз, но это были всего лишь причудливо лёгшие переплетения лунного света с влажным ветром. Глубоко-глубоко, на самом донышке её глаз, поражённых дымчатой плёнкой безжизненности, загорелся огонёк решительности. Она подняла вялую руку, и в пространстве меж её пальцев засветились призрачные зелёные искры, постепенно превращаясь в тонкий мерцающий стержень. Девушка придвинула к себе плотный лист желтоватого пергамента и начала писать, и с каждой написанной буквой её рука обретала былую твёрдость. Серое небо за окном быстро темнело, а изящные мелкие строчки на бархатистой бумаге отливали тёмно-еловым изумрудом.
Я знаю, что вы меня поймёте.
Мне было хорошо с вами все эти годы, мы столько пережили вместе, но сейчас я должна уйти. Не волнуйтесь за меня и не ищите, это бесполезно… Я просто прошу вас отпустить меня – я вернусь. Верьте мне так, как я верю в вас; простите, что не предупредила и не попрощалась, но если я снова увижу ваши лица, мне уже не удастся никуда убежать.
Храните Звезду в моё отсутствие, регентом – как вы уже все знаете – назначаю Эльгалена. Ты ведь не будешь против, брат мой?
Простите, что бросаю… Может быть, мне тоже удастся простить это себе. А может, и нет… Но я надеюсь, что вы меня простите.
Мне нужно найти то место, время и состояние, где можно забыть…
Люблю вас всех больше жизни, мне больно покидать вас вот так, но…
Было написано ещё многое до этих строк и после. Во многом бессвязно, перескакивая с одного на другое, иногда ровно и понятно, но всё вместе это было до умопомрачения полно, и способно тронуть именно те аккорды души, что нужно, и бесконечно далеко и до слёз близко… – и в этом была вся она. Изумрудные чернила полыхали от вложенных в письмо чувств. Нет, многолетний заслон ещё не был прорван, но робкие струйки уже просачивались через щели в плотине забвения, и немыслимая смесь из облегчения, благодарности и умиротворения уже сейчас окутывала истерзанное сознание надёжным и тёплым коконом, обещая в будущем подготовить почву для вихревого ощущения… свободы?
Казалось, тысячи вечностей канули в водовороте времени, когда Ирэн закончила письмо и поставила подпись. Девушка перечитала написанное, и странная улыбка не сходила с её губ, а затем она коснулась пальцами пергамента – и его охватило магическое пламя, сжигая изумрудные строки. Собрав пепел в ладони, Ирэн поднялась со стула и протянула руки к окну. Вольный ветер ворвался в комнату, по пути приласкав белые занавеси, взвихрил волосы цвета тёплого, рыже-золотистого каштана, подбадривающим вздохом огладил бледное лицо – и выхватил из рук зеленовато-серую золу, унося её, чтобы развеять так, чтобы все поняли…
Она уходит. Прямо сейчас. Девушка глубоко вздохнула и коснулась пальцами почти незаметной застёжки, скреплявшей плащ. Лёгкая радужная ткань начала медленно опадать на пол, но Ирэн подхватила плащ и будто в полусне продолжила его движение, направляя так, чтобы он повис на самом краешке спинки стула. Поднеся руки к лицу, она замерла на ослепляющий миг, но затем уверенно сняла со лба диадему, высвобождая примятые пряди. Корона с протяжным звяком упала на стол, по комнате прокатилось лёгкое эхо… Её отпустили...
Ирэн вскинула голову, давно забытым и до боли знакомым жестом пролетая пальцами по волосам, быстрым взглядом оглядела комнату – не то прощаясь, не то знакомясь заново, – и не раздумывая больше ни секунды, слитным и плавным движением вспрыгнула на стол. Пора… Ветер отвесил ей ликующее приветствие и вновь умчался вдаль, зовя за собой. Ещё пару мгновений луна любовалась тонким силуэтом, замершим в распахнутом окне, а потом комната на самом верху самой высокой башни Радужного Замка содрогнулась и расплескалась бесчисленными кругами тёмно-серебряных бликов от последнего и тёплого дыхания, вырвавшегося из истомлённой груди… фигура девушки растворилась в этом вздохе, само тело её стало дыханием, луна мигнула мимолётно набежавшим облаком, а в проёме окна уже никого не было, как не было у стен этого замка, в пределах этой планеты и вообще в этом мире.
Она ушла.