Подарки из мешка - 2

[vampirelady]

Я знаю, ты ничего у меня не просил, рыцарь. Но мне пришло в голову - и я написала.

Это не я, оно само! Меня заставили)))

Зима. Ночь. Питер.
Тесноватая из-за обилия мебели комнатушка освещается двумя разноцветными гирляндами (одна на шкафу, вторая - на уютно наряженной ёлке) и голубоватым мерцанием монитора незакрытого ноутбука. На неширокой кровати, скинув одеяло куда-то в ноги, спит крепко сбитый молодой мужчина, прижимает к себе свою женщину, а та мирно сопит ему куда-то в подмышку. Сон обоих столь крепок, что его не нарушают негромкие голоса, позвякивания ложечек о края чашек и прочий приглушённый шум, который производит компания неясных фигур, внаглую оккупировавших чужую гостиную.
- Н-ну, полюбуйтесь, - фыркает с дивана невысокая пухленькая девушка с пушистой копной волос и обилием фенечек на руках, бросая взгляд на обнявшуюся в постели парочку. - Опять загонял себя до полусмерти. А утром проснётся и будет стенать, как мало делает и как у него ничего не получается.
- Семьдесят пять процентов даю на то, что сперва он сделает уборку и перемоет всю посуду, а уже потом будет страдать фигнёй и рефлексией, - безошибочно определила вторая, тоненькая, как тростинка, передавая пухленькой чашку с горячим чаем.
- Страдание рефлексией суть элемент преходящий и быстро излечиваемый - ударным трудом, творческим процессом, её словами либо же страданием той же фигнёй, - наставительно воздевает палец к потолку худощавый мужчина, затянутый в чёрное, примостившийся на узеньком подоконнике и почти не видимый за разлапистым новогодним деревом.
В ответ ему слышится негромкий смех всех присутствующих - и тех, что уже говорили, и тех, что ещё не брали слово, прячущихся в неверных тенях, что пляшут на стенах, полу, у шкафов и иных предметов мебели.
- Не умничай, Палач, - хищно скалится ещё один мужчина с затянутыми в хвост волосами и встряхивает головой, звеня десятком простеньких серёжек-колечек в ушах. - Я могу сказать, что он делает мало и недостаточно. Он не пишет! Совсем забыл о нас! И не шикай на меня, Жрица, всё равно сейчас наше время, и эти двое нас не услышат.
Светловолосая женщина в простом белом платье молча пожимает плечами и аккуратно укладывает тонкий кусок сыра на намазанный маслом хлеб, даже не думая прерывать обличительную речь.
- То есть, конечно, он не забыл и помнит - но! Мальчики и девочки, думаете, я не знаю, как это тяжело - возвращаться к тому, что не получилось сразу и с нахрапа, да ещё и после такого перерыва... связанного с неприятными ассоциациями. Я - знаю! В конце концов, во мне больше всех от него. Но, вашу мать, я отказываюсь думать, что мы до такой степени стали ему отвратительны, что он так и будет топтаться на месте, запинаясь о свои несчастные вариации сюжета, и ждать, ёж его медь, вдохновение, которое... амнь!
- За-аткнись, дорогой, - властно командует мелодичный женский голос, и вынырнувшие из теней на стене изящные бледные руки суют в рот пылкому оратору большую плюшку с корицей. - Его мысли и доводы ты всё равно знать не можешь, несмотря на всю вашу схожесть. И он нас любит, я уверена. А посему - будь лапушкой, Воин, марш на кухню, там я видела большую банку вишнёвого варенья. Тащи сюда, не обеднеют. А то Няшечку призову!
Поименованный Воином демонстративно закатывает глаза и так и отправляется на кухню с плюшкой в зубах. Бледные руки сперва втягиваются обратно в теневую пляску на обоях, а затем по полу скользит почти невидимое в полумраке завихрение и вздымается, превращаясь в гибкую стройную женщину с густыми длинными волосами, которая ничтоже сумняшеся отбирает у блондинки ненадкушенный бутерброд.
- Тень, дорогая, твои методы, как всегда, порывисты и широкомасштабны, - коротко смеётся женщина с короной золотых волос, уложенных в искусную высокую причёску, и помешивает свой кофе маленькой ложечкой. - Но ты абсолютно права, а нашему начальнику отдела силового вмешательства пора снова вспомнить каково это - думать головой. - Говорит она негромко, голос не повышает, но можно быть уверенным, что удалившийся в недолгое кухонное изгнание Воин слышит каждое слово. - Между прочим, обо мне речь пойдёт лишь во втором томе... если за него вообще возьмутся. А что я? Спокойно выращиваю лук у себя на фазендах...
Неясное нечто, лежащее под ёлкой и доселе напоминавшее просто груду какого-то меха, внезапно шевелится и выдаёт густым басом:
- А тут уж от него ничего не зависит. Акт творения... что уж тут. Сам знает. Описывал. Да. Кхм.
- Мы все живы, - подытоживает Палач, спрыгивая с подоконника, дабы стянуть себе вафельку из хрустальной вазочки. - И этого уже ничто не изменит. Даже если он перестанет писать. А ведь он не перестанет. Я тоже его знаю. Где-то глубоко внутри. Рива, прогноз?
- Не буду давать процентовку по столь деликатным вопросам, - непреклонно улыбается тоненькая девчушка, говорившая второй. - Это только и исключительно его дело.
- Просто пускай помнит, что мы живы, рядом и любим его, балбеса непутёвого, - деланно хмурится вернувшийся Воин, ставя на стол початую двухлитровую банку с вареньем.
- А она - не даст ему об этом забыть, - деловито кивает Тень, мигом оказываясь рядом. - Она настырная. И упрямая, прям как я. Так, где моя большая ложка?!
Скользят по комнате мягкие тени, играет огоньками новогодняя ёлка, за окном неторопливо падает январский снег... А тихий смех и негромкие разговоры складываются в единую тёплую волну, раскрывшуюся уютным покрывалом над постелью, в которой, обнявшись, сладко сопят двое.
Красивых тебе снов, Мастер...