Пролог.
***
Грань... Переливающаяся множеством оттенков разнообразных вариаций, вечно меняющаяся, вечно живая, мир, где исполняются желания. Наш дом. Место, где нам хорошо. А если нам хорошо, то зачем уходить отсюда? Но мастер говорит: "Надо". Семья в опасности. Мы - нет, но кровные братья и сёстры... Это - свято. Значит, нужно идти.
Мириам не хочет с нами, она ещё обижена на ту расчёску, которая так не вовремя потерялась в Праге, хотя мы давным-давно придумали сестре новую. Поэтому идём впятером.
Иноканоан, мой отец, брат и мастер. Соломея, самая светлая наша девочка, самая сильная наша провидица. Ивейн, задумчивый мальчик-танцор - и я, а самое главное - наш Миклош, самый умный плюшевый медведь на всей Грани.
Особняк Фэриартос полон гостей, а хозяин - Саша, мы виделись совсем недавно, в этой, как её... во Франции. Тогда ещё был король по имени Солнце. Вот совсем недавно, а как много новых вещей появилось! Та коробочка, которая делает музыку, - интересно, её можно придумать?
А вот и Пламенное Сердце - Амир со своими братьями. Он же помнит своего друга феникса? Ведь это тоже было совсем недавно. Или давно? Но сердце его всё так же пылает, просвечивая сквозь плоть и кость. Он обещал пустить меня в свои сны, а я забыла, но вспомнила. Надо не забыть ещё раз.
- Господа, а никто из вас не был в Праге в последнее время? - жизнерадостно вопрошает Иноканоан. - А то там кое-чего нет... из того, что раньше было.
Как все переполошились! Вот потому мы и пришли, ведь Витах - нет. Мы заглянули в Прагу, а её - нет, проснулась и уползла, а сейчас ползёт сюда. Потому что хочет кушать, а здесь, в Москве, сейчас больше всего кровных братьев. К нам на Грань она не сунется, но ведь мы не можем увести туда всех. Те, кто не мы, там почему-то сходят с ума. А мы? Нет, мы нормальные. Ведь Грань - наш дом.
Нет, мы не знаем, что делать. Поэтому и пришли. Ведь мы не умеем думать. Наше дело - передать весть, а размышляют пускай все остальные. Кажется, они уже и начали. Может, мы зря сказали всё так рано? Теперь никакого веселья. Только я играю на флейте.
А, нет, вот ещё знакомые лица.
- Хайрэ, царица цариц! - радостно приветствую я Стефанию, как принято у наших соотечественников. Ведь я ещё помню, кто я и кем была.
А с ней - Мод, наша сестра из Даханавар, и рядом с нами она становится совсем Лигаментиа. Она рассказывает о людях, летающих на железных птицах, и о зелёных экранах, которые потом превращаются в живые картины. А мы знакомим её и всех прочих с нашим Миклошем. Говорят, тут есть ещё один Миклош, который Тхорнисх и Бальза, он назвался в честь нашего Миклоша, но наш всё равно лучше, а этот никогда не станет таким милым и умным.
- Скучно, - морщится Ино, и я с радостью устремляю на него взгляд, предвкушая развлечение. Но сегодня мой мастер явно решил уважить Фэри.
Он улыбается мне.
- Как зовут тебя сегодня?
- Маргарита, мой мастер, - улыбаюсь ему в ответ, и он протягивает мне руку.
- Потанцуй со мной, Маргарита.
Танцевать с ним - всё равно, что танцевать с ветром. То подхватит и закружит, сильный, тёплый, надёжный, то отпустит - и лети, лети, как сама того пожелаешь. Босые ноги утопают в ворсе ковра, браслеты сверкают на обнажённых руках, танец-транс, танец-вихрь, танец-Грань... Рядом с нами, полузакрыв глаза, кружится Ивейн, Соломея вальсирует с Миклошем, а мы - летим, и летят по ветру гривы наших волос, чёрных и каштановых. Но вот музыка стихает - и я, счастливая и запыхавшаяся, замираю в объятьях Ино, тесно прижавшись к его груди. Хорошо...
- Ты красиво танцуешь.
У этого Вриколакоса синие-синие глаза, у его подруги - серая шерсть, а на его плече сидит ма-аленький ёжик. Только синеглазый его не замечает. Я уже привыкла к тому, что вижу то, чего не видят другие, - и хорошо, что я могу им это показать.
Вриколакоса зовут Миша, и ёжик ему явно нравится. Он беспокоится - ведь уже осень, и ёжикам пора спать. Но зачем ему в лес, если он карманный? Щелчком пальцев я снова делаю его невидимым и забираю с собой. Будет жить у меня. А где же мастер?..
А мастер ходил искать Кадаверциан. А они от него прячутся и не выходят. Ну, им же хуже! Не увидят, как Соломея сделала кошачьи уши для Миклоша, который не наш, а который Бальза. Только он даже не отреагировал. Обидно! Она так старалась! А про него говорили, что он очень забавно злится. И где?
Гуляем по городу. Странные дома, яркие огни, а красивая девушка Парисса - из Асиман, у неё есть кальянная, и там сидят все братья Пламенного Сердца - и он сам. Я не люблю курить кальян, но мне нравится сидеть на подушках, а иллюзии печенек - такие вкусные, и они ходят по кругу, как и бутылка с кровью напившегося шампанским человека.
- Вот только пьяной Лигаментиа нам не хватало, - вполголоса бормочет черноволосый Асиман. - Они и трезвые-то...
Но-но, я пила вино, ещё когда была человеком! Спрашиваю его, почему нас так боятся и считают безумными. Только потому, что мы непредсказуемые и делаем, что хотим? Вот странные...
- Как тебя зовут?
- Якоб. А тебя?
- Сегодня - Маргарита.
- Сегодня? То есть, завтра тебя могут звать по-другому?
- Конечно, - широко улыбаюсь я. - Это же так весело! Каждый день новое имя. А ты не боишься нас?
Якоб качает головой.
- Я - учёный. У меня нет такой привычки.
Ну почему Аллави не хочет брать печеньку? Она вкусная. И от неё не бывает плохо.
А вот Кайл. Он совсем маленький и задолжал Иноканоану три истории. Одну рассказывает сейчас - и она такая лигаментийская, что мне хочется вскочить и начать изображать то, о чём он рассказывает. Вот только... мы так хорошо лежим. Мастер - головой на коленях у Пламенного Сердца, Соломея - тоже, а я уютно устроилась головой на животе Ино. Но так мне неудобно смотреть на Вэнса, который рассказывает историю о женской бане и Вие с тяжёлыми веками, поэтому я пересаживаюсь, притулившись под другой бок к Амиру.
- Ты с ними сидишь, как с внучатами, - замечает Якоб.
Ну, всё... Вот так Амир стал дедушкой. И только я почему-то не могу его так называть - несмотря на то, что единственная из всех нас младше, чем он. А какой у него сон... Когда мы уходим в наш здешний дом, туда, куда мастер привёл Грань, я вспоминаю - и ищу его сон среди тысяч и миллионов прочих.
Раскалённое солнце, раскалённый песок, дышащее жаром пронзительное небо... Молодой тонконогий скакун, почти жеребёнок, - и юноша на его спине. Ему столько же лет, на сколько Амир сейчас выглядит, но он явно младше. И полон жизни, и устремлён в будущее. Он... свободный. Крылатый. Сильный. И пламенное сердце сияет у него в груди.
Я выхожу на бархан на пути всадника, и, заметив меня, Амир вновь превращается в нынешнего себя, подъезжает и спешивается. Рядом с ним мысли становятся ясными, чистыми и звонкими, как хрустальные нити, развешанные на просушку поверх свободного от облаков небосвода. Жажда увидеть настоящее солнце горит в чёрных глазах, чёрных, как у моего мастера, а я внезапно вспоминаю...
- Энанта. Моё настоящее имя - Энанта.
По какому-то странному наитию я говорю это вслух. А ведь моё истинное имя знают даже далеко не все мои братья и сёстры Лигаментиа. В чём я честно и признаюсь. Потому что это - как это? - личное. Только моё. Только для меня. Разве что мастер и Соломея... И вот теперь, почему-то, Амир. Даже Ивейн не знает. А ведь я была...
Я была вакханкой. Одной из последних. Когда этот культ уже не считался официальным, немногие из женщин, сохранившие верность древним обрядам, собирались вместе и приводили с собой своих дочерей. Мы славили дикого Вакха, пили вино, впадали в божественный экстаз - и неслись по дорогам, восклицая "эван, эвоэ!" - и горе тем, кто попадался нам на пути! Вкус человеческой крови я ощутила ещё задолго до того, как стала той, кто я есть сейчас. Но однажды... Однажды на пути нам попались не те и не тогда. Что такое семь безоружных женщин, пусть даже впавших в священное безумие, по сравнению с отрядом тяжеловооружённых воинов? Нас перебили почти всех. Только я ещё была жива, когда мастер нашёл меня.
Блуждающая улыбка пропадает с моих уст, когда я рассказываю свою жизнь Пламенному Сердцу. Я серьёзна, как не была уже очень, очень давно, почти как... почти... почти разумна - так это называется? Амир слушает внимательно, молча, только пристально смотрит. Но миг проходит - и мне снова хочется танцевать. Я забываю, о чём хотела его спросить - о его собственном прошлом или о том, помнит ли он золотую драконицу, маскировавшуюся под дом? Нет, уже поздно. То есть, рано. Там, в мире людей, должно взойти солнце, но не такое, как у нас или во сне Пламенного Сердца. Жгучее, ядовитое, кусачее. Не совсем сейчас, но потом, поэтому... Пусть Амир спит. Пусть скачет на своём коне куда-то вдаль, навстречу свободе, солнцу и ветру.
- Приснись мне ещё, - кивает мне на прощание, и я выхожу на Грань.
Домой. К мастеру, брату и сестре. Завтра будет - что-то.
И это будет...
Не скучно.
Продолжение следует.