Трудности перевода-39. Diamond Tomb - Алмазная гробница

[vampirelady]

A tear slid down his listless face and evaporated in the sunlight, leaving a salty crust on his skin.
Эрагон даже не замечал, как по лицу его текут слезы, оставляя на щеках солёные шершавые дорожки.
По застывшему лицу Эрагона скатилась слеза и испарилась в солнечном свете, оставив на коже солёную корочку.
(Изрыдался весь. Бедный.)

Murtagh’s eyes became inscrutable orbs.
Глаза Муртага округлились от изумления, но взгляд остался непроницаемым.
Глаза Муртага вмиг сделались непроницаемыми.
(Это как? Тут либо непроницаемость, либо одно из двух. “Orbs” в данном случае используется тоже в значении «глаза», в английском такая тавтология возможна, а в русском – нет. Поэтому слово пришлось просто опустить.)

But Brom would still be alive… I wish he were here.
«Как жаль, что Брома нет!» – думал Эрагон.
Но Бром был бы всё ещё жив… Жаль, что его здесь нет.
(Первое предложение – ать?)

Eragon remembered how Brom had sensed Trevor’s intentions in Daret and wondered if he could do the same with Murtagh. He reached for Murtagh’s consciousness, but his probe abruptly ran into an iron-hard wall, which he tried to circumvent. Murtagh’s entire mind was fortified. How did he learn to do that? Brom said that few people, if any, could keep others out of their mind without training. So who is Murtagh to have this ability?
Эрагон вспомнил, как в Дарете Бром догадался о тайных намерениях вожака Тревора. Он попытался проникнуть в мысли Муртага, но словно наткнулся на стальную преграду, которую так и не смог преодолеть. «Значит, Муртаг умеет устанавливать мысленный барьер, – догадался он. – Интересно, где он этому научился? Бром говорил, что это умеют очень немногие и для этого требуется особая тренировка. Кто же он такой, этот Муртаг?»
Эрагон вспомнил, как Бром почувствовал намерения Тревора в Дарете, и задумался, а сможет ли он сам сотворить подобное с Муртагом. Юноша потянулся к чужому сознанию, но его щупик внезапно врезался в твердокаменную стену. Он попытался её обойти, но весь разум Муртага оказался защищён. Как он этому научился? Бром сказал, что немногие люди, если они вообще есть, могут не допустить других до своего сознания, не обучившись этому. Так кто такой Муртаг, если у него есть такая способность?
(Тайные намерения вожака Тревора. Он собирался ограбить банк? И мы – такие склеротики, что не помним, кто такой Тревор? Ладно, допустим. Простим даже лихое совмещение двух предложений в одно, при котором выпала кой-какая часть одного из них. Но смысл предпоследнего предложения? При обучении – в том-то и дело, что всё возможно. А вот природных гениев мало. Если они вообще есть. Учить работе с сознанием могли, по ходу, только Всадники, а их уже давно нет. Так что у нас Муртаг за вундеркинд в таком разе?)

His ribs hurt.
Сломанные ребра ежесекундно давали о себе знать мучительной болью.
Рёбра болели.
(Садизм цветёт и пахнет. Ой, не любит мэтресса Эрагона…)

As Eragon shifted things in his bags, he uncovered Zar’roc. The red sheath glinted brightly. He took out the sword... weighed it in his hands.
Бесцельно перебирая вещи, Эрагон наткнулся на Заррок и вытащил его из ножен. Красный клинок ярко сверкнул на солнце. Эрагон взвесил его на ладони и задумался.
Перекладывая вещи в сумках, Эрагон обнаружил Зар’рок. Красные ножны ярко блестели. Юноша вытащил меч… взвесил его в руках.
(Вынул из ножен, значит. Клинок блестел, значит. Ну-ну.)

He had never carried Zar’roc nor used it in combat – except when he and Brom had sparred – because he had not wanted people to see it. That concerned Eragon no more.
Он никогда ещё не опоясывался Зарроком и не пользовался им в настоящем бою – только во время уроков по фехтованию. Бром не хотел, чтобы кто-то увидел на нем этот меч. Теперь с этим запретом покончено.
Он никогда не носил Зар’рок и не использовал его в битвах – кроме тренировочных поединков с Бромом, – потому что не хотел, чтобы люди его видели. Теперь это Эрагона больше не беспокоило.
(Вот, кстати, к предыдущему пункту – интересно, как наш мальчик опоясался обнажённым мечом? Но это уже мелочи. Вы гляньте, что творится: Бром, занудный старикан, тиранил бедного Эрагона, запрещая ему меч носить. Бром – не сам Эрагон! А теперь он помер, и запрету хана. Прелесть.)

When the meal was ready, Eragon ate slowly, though he was quite hungry. The hot food made him feel better. As they scraped out their bowls, he said…
Когда еда была готова, Эрагон с трудом заставил себя проглотить несколько кусков, хотя и сильно проголодался. Он был слишком утомлён и взволнован. Впрочем, от горячей еды ему стало лучше, и он дочиста выскреб свою миску. А потом сказал…
Когда еда была готова, Эрагон принялся за неё медленно, хоть и был довольно голоден. От горячей пищи ему стало лучше. Когда они выскребли свои миски, юноша сказал…
(Мэтресса в очередной раз снисходит до нас, простых-смертных, дополнительно разжёвывая, что имел в виду автор. А то ведь мы не поймём.)

Eragon had not thought of that.
Эрагон тоже думал об этом, а потому слушал Муртага внимательно.
А ведь об этом-то Эрагон и не подумал.
(Капитан Очевидность, ау?)

“I know that,” said Murtagh with a quick grin. “But all the same, it won’t stop me.”
“Good.” Eragon smiled with gratitude.
– Понимаю, – усмехнулся Муртаг. – И это даже хорошо.
– Ну, тогда в путь! – И Эрагон благодарно ему улыбнулся.
– Я знаю, – с быстрой усмешкой отозвался Муртаг. – Но, тем не менее, меня это не остановит.
– Хорошо. – Эрагон благодарно улыбнулся.
(Что-то тут сдвинулось, вам не кажется?)

Why did he trust you, but not me, with all this knowledge?
«Ну ответь, почему он так доверял тебе? Неужели он считал меня глупым мальчишкой? Ведь он столько знал, но почти ничем не захотел со мной поделиться!»
Почему он доверил все эти знания тебе, а не мне?
(Ай-ай-ай, какой же Бром был вредный старикашка! Комплексы неполноценности у ребёнка взрастил, от скупости своей ничем не делился… Интересно, как же он в таком разе парня магии и боёвке учил?)

However, I think we should go north to Gil’ead. With any luck, one of the towns or cities along our path is where this woman is being held. I’m afraid that my next dream of her will show a grave. I couldn’t stand that.
«Но мне кажется почему-то, что темница находится к северу от Гиллида. Или даже в его северной части. Вот только как бы мне в следующий раз не увидеть во сне её могилу! Нет, этого нельзя допустить!»
Однако, мне кажется, мы должны отправляться на север к Гил’эйду. Если повезёт, один из малых или больших городов на нашем пути окажется тем, где держат эту женщину. Боюсь, мой следующий сон о ней покажет могилу. Я этого не вынесу.
(Какой же он, всё-таки, эмоциональный мальчик! С изумительными географическими познаниями. Это ж надо, по стенам увиденной во сне темницы установить, что она находится в северной части Гил’эйда! На таком фоне пренебрежение мэтрессы апострофами можно даже пропустить.)

“I have to do something or I’ll go crazy,” said Eragon brusquely. “Sparring, practicing magic, or sitting around twiddling my thumbs aren’t good options right now, so I choose to ride.”
– Мне нужно непременно что-то делать, иначе я сойду с ума! – воскликнул Эрагон. – Фехтовать, осваивать магическую премудрость, драться наконец – но не сидеть на месте, ковыряя пальцем в носу! Впрочем, сейчас у меня выбор невелик, уж лучше продолжить путь в седле.
– Мне нужно что-то делать, иначе я сойду с ума, – резко отозвался Эрагон. – Фехтовать, практиковаться в магии или сидеть тут и бездельничать сейчас не годится, так что я предпочту сесть в седло.
(Ковырять пальцем в носу, да вы что, леди? “To twiddle one’s thumbs” означает «бездельничать», и ничего более. С чего вдруг такие выдумки, если это значение выдаёт любая Лингва? И снова в действие вступает антитеза. Автор говорит, что все эти занятия сейчас не к месту (из-за сломанных рёбер и опасности, вестимо), а мэтресса возражает – хотя бы для некоторых из них. Таки кто прав?)

The sandstone around her nose shimmered like gilded dew, turning clear with dancing silver highlights. Eragon watched in wonder as tendrils of white diamond twisted over the tomb’s surface in a web of priceless filigree. Sparkling shadows were cast on the ground, reflecting splashes of brilliant colors that shifted dazzlingly as the sandstone continued to change. With a satisfied snort, Saphira stepped back and examined her handiwork.
Глыба песчаника в том месте, где она прикоснулась к ней, засверкала, точно покрывшись золотой росой, посветлела, и Эрагон в изумлении увидел, что на поверхности её проросли белые алмазные блёстки – точно бесценная филигрань. Солнечные зайчики, отбрасываемые драгоценными камнями, плясали на земле, а алмазы вспыхивали разноцветными огнями, вызывая лёгкое головокружение. Да и само надгробие сильно изменило свои очертания. Сапфира, удовлетворённо фыркая и склонив голову набок, любовалась своей работой.
Песчаник вокруг носа драконицы замерцал, будто позолоченная роса, становясь прозрачным, и по нему заплясали серебристые блики. Эрагон в изумлении смотрел, как на поверхности гробницы сплетались в паутину бесценной филиграни завитки белого алмаза. На землю пали искрящиеся тени, отражая вспышки сверкающих цветов, слепящих и смещающихся, пока песчаник продолжал изменяться. Затем, довольно фыркнув, Сапфира отступила назад и осмотрела своё творение.
(Это – движение. Превращение. Она плавит песчаник, доводя его до алмазного состояния. Фильм помните? То-то. Это прекрасное, несравненное движение, изменение материи. Это должно быть красиво! А что мы видим у мэтрессы? Ой, я вам даже не скажу.)