…and the hilt of a dagger protruded from his boot.
…из сапога торчала ручка кинжала.
…а из сапога торчала рукоять кинжала.
(Я, конечно, дико извиняюсь, но где у кинжала ручка?)

Eragon pulled his hands underneath his legs so they were in front of him. He clenched his teeth as his side flared with pain.
Эрагон сел, согнув ноги в коленях, и положил на них связанные руки, от этих движений бок у него стало жечь, как огнём.
Эрагон протянул руки под ногами, чтобы переместить их вперёд, и стиснул зубы, когда в боку вспыхнула боль.
(У него руки были связаны за спиной, если что. И фокус с перемещением их из-за спины вперёд, когда у вас сломаны рёбра, – это очень больно.)

He helped Eragon remove his shirt, then whistled. “Ouch!”
“Ouch,” agreed Eragon weakly. A blotchy bruise extended down his left side.
Он помог Эрагону стащить рубашку и присвистнул: – Ого!
Через весь бок тянулся кровавый рубец.
Он помог юноше снять рубашку и присвистнул: – Ой-ёй!
– Ой-ёй, – слабо согласился Эрагон.
По его левому боку сплошным пятном тянулся кровоподтёк.
(“Ouch” – это междометие, которым в английском обозначают состояние «больно». Но пусть даже не «ой-ёй», а «ого», пусть, это непринципиально, но – реплика Эрагона где? Затем – никакого кровавого рубца на боку парня быть не могло. Его не били плетью, его пнули. Отсюда – синяк и сломанные рёбра.)

читать дальше