(Мэтресса всё упрощает и упрощает… В её варианте глава называется элементарно – «Гроза».)
“I wouldn’t push you so hard if I didn’t think you were strong enough.”
– Я бы, конечно, не стал так торопить события, да время поджимает. К тому же я уверен, что ты выдержишь и сил у тебя вполне хватит.
– Я бы не давил на тебя так сильно, если бы не думал, что ты достаточно силён.
(Речь идёт об уроках фехтования, после которых у Эрагона болит буквально всё. Не понимаю, какие события торопит Бром по мнению мэтрессы…)
Eragon decided that it would be the wind that drove him crazy first. Everything that made him miserable – his chapped lips, parched tongue, and burning eyes – stemmed from it. The ceaseless gusting followed them throughout the day.
Эрагону казалось, что во всем виноват ветер. Именно ветер, дувший непрерывно, сводил его с ума и делал совершенно несчастным – губы потрескались, во рту пересохло, глаза слезились и болели.
Для себя Эрагон решил, что первым его сведёт с ума ветер. Ведь во всём, что заставляло юношу чувствовать себя несчастным, – обветренные губы, опалённый язык и горящие глаза, – во всём этом был виноват именно он, порывистый ветер, дувший весь день.
(А мало ли что ещё может свести с ума бедняжку, привыкшего к горной местности? Однообразная плоскость равнин, палящее солнце, отсутствие деревьев, стервятнички на горизонте-с… Ну, ветер – первым, только и всего.)
The gale was almost upon them when Eragon had a horrible thought and twisted in his saddle, yelling, both with his voice and mind, “
Saphira! Land!” Brom’s face grew pale. Overhead, they saw her dive toward the ground.
She’s not going to make it!И вдруг страшная мысль пронзила Эрагона. Резко повернувшись в седле, он закричал: «Вниз! Сапфира, вниз!» – Бром побледнел, глянув на него. Но тут оба увидели Сапфиру: она резко спускалась. «Господи, как же ей сесть при таком ветре!» – с тревогой думал Эрагон.
Буря почти настигла их, когда Эрагону пришла в голову ужасная мысль, и он извернулся в седле, вопя одновременно голосом и разумом:
–
Сапфира! Вниз! Бром побледнел. Там, наверху, они увидели, как драконица пикирует к земле.
У неё не получается!(Прям так-таки и пронзила? Насквозь, или всё же не дошла? Почему-то о том, что вопил мальчик и мысленно, и вслух, мэтресса не упоминает, а вот то, что Бром бледнеет, именно глянув на Эрагона, – это вам пожалуйста. Сразу встаёт вопрос: что ж старик такого страшного на нём увидал? Тем более, что сразу за этим следует союз «но»: типа, что бы ни увидал, это осталось без комментариев, потому что наверху там с драконицей вон чего творится. И – да. Господи, как же мне надоело постоянно натыкаться на это «Господи»!… Точно надо диссертацию писать! О вопросе теологии в мирах с многобожеским пантеоном и пёстрым населением…)
читать дальшеCadoc swayed and dug his hooves into the ground, mane snapping in the air.
Кадок покачнулся, цепляясь копытами за землю; грива его развевалась и хлопала, точно бельё на ветру.
Кадок пошатнулся и зарылся копытами в землю, его грива хлопала на ветру.
(Как-как, простите? «Цепляясь копытами»? На копытах у лошадей уже пальцы растут, да? И – позвольте, но сравнивать гриву с бельём… В отсутствие авторских указаний…)
As they neared Saphira, Cadoc balked, so Eragon leapt down and ran toward her.
Подлетев прямо к драконихе, Кадок так резко затормозил, что Эрагон вылетел из седла, но тут же вскочил и бросился к Сапфире.
Поравнявшись с Сапфирой, Кадок заартачился, поэтому Эрагон спрыгнул вниз и побежал к ней.
(Вновь прошу прощения, но конь – это вам не мотоцикл. Кроме того, общеизвестный факт – лошади боятся драконов. Хотя бы потому, что драконы – здоровые зверюги с когтями и зубами, да ещё и плотоядные. Конечно, лошадке не захочется находиться совсем уж близко с таким монстром – вот Кадок и упирается. А Эрагон, понимая это и попросту не желая терять времени, никуда не вылетает, а просто прыгает и бежит дальше пешком.)
The spines on her back missed his head by inches.
Острые шипы у неё на спине едва не вонзились ему в голову.
Шипы на её спине прошли в каких-то дюймах от его головы.
(Ненужный садизм, дети мои, до добра никогда не доводит. Вот если он нужен – тогда другое дело, да… Выбирать выражения всё-таки надо. Чай, не триллер переводим, а фэнтези. Которую писал пятнадцати-девятнадцатилетний юноша. Я имею в виду автора.)
Her wings began to lift again, but before they could flip her, Eragon threw himself at the left one. The wing crumpled in at the joints and Saphira tucked it firmly against her body.
Её крылья снова начали подниматься, но, прежде чем ветер успел в очередной раз перевернуть дракониху, Эрагон всем своим весом прижал левое крыло, хрустнули суставы, и крыло сложилось.
Её крылья снова начали подниматься, но прежде чем они вновь перевернули драконицу, Эрагон прыгнул на левое. Крыло согнулось на суставах, и Сапфира сложила его, плотно прижимая к телу.
(Ох, мать моя… Где у неё что хрустит? У неё артрит крыльевых суставов, или Эрагон ей просто крыло сломал? Опять садизм… См. предыдущий комментарий.)
As he stroked the horse’s long cheek, Brom pointed at a dark curtain of rain sweeping toward them in rippling gray sheets.
Эрагон ласково погладил коня, прижавшись щекой к его шее, и посмотрел туда, куда показывал ему Бром: на сплошную тёмную стену дождя, от которой отделялись чудовищные серые столбы и быстро бежали к ним по земле.
Юноша погладил длинную щеку коня, а Бром указал на тёмный занавес дождя, несущийся к ним струящимися серыми потоками.
(Щека принадлежит коню. Морды у коней вытянутые, поэтому щёки – длинные. «Чудовищные серые столбы» больше похожи на смерчи, чем на потоки дождя. Тем более, если они ещё и бегают.)
Lightning lanced through the sky, flickering in and out of existence.
Молния светлым копьём пронзила небосвод, а казалось – саму их жизнь.
Небо пронзила молния, то исчезая, то показываясь вновь.
(Сколько пафоса! А на самом деле – всё так просто…)