~51~ В поисках ответов

[vampirelady]

        — Сюда, — отрывисто бросил лысый. Он отступил назад, по-прежнему прижимая кинжал к горлу Муртага, а затем резко повернул направо и исчез в арочном проёме. Воины настороженно последовали за ним, не сводя глаз с Эрагона и Сапфиры. Коней повели по другому туннелю.
        Ошеломлённый таким поворотом событий, Эрагон направился вслед за Муртагом, быстро глянув на Сапфиру, чтобы убедиться, что Арья по-прежнему привязана к её спине. Ей же нужно противоядие! — отчаянно думал юноша, ведь он понимал, что даже сейчас Скилна Брагх вершит своё смертоносное дело в теле эльфийки.
        Эрагон поспешил сквозь арочный проём по узкому коридору вслед за лысым. Воины так и не вложили в ножны нацеленное на юношу оружие. Они прошли мимо статуи странного животного с густым оперением, и коридор резко свернул влево, затем вправо. Потом открылась какая-то дверь, и все вышли в пустую комнату таких размеров, что даже Сапфира смогла там легко развернуться. Дверь захлопнулась с глухим грохотом, затем раздался громкий скрежет — это с той стороны задвигали засов.
        Эрагон медленно огляделся, сжимая в руке Зар’рок. Стены, пол и потолок комнаты были сделаны из отполированного белого мрамора, в котором каждый мог видеть своё призрачное отражение, будто в молочном зеркале, испещрённом прожилками. На каждом углу висел один из тех же необычных светильников.
        — С нами раненая… — начал было юноша, но лысый прервал его резким жестом.
        — Молчи! Это подождёт, сперва тебя нужно испытать.
        Он толкнул Муртага в руки одного из воинов, тот прижал меч к шее парня. Лысый неторопливо сцепил руки.
        — Сними оружие, положи на пол и толкни ко мне.
        Гном отвязал меч Муртага и с лязгом бросил на пол.
        Эрагону не хотелось расставаться с Зар’роком, но он всё же отстегнул ножны и положил их у ног вместе с мечом, затем проделал то же с луком и колчаном и подтолкнул оружие к воинам.
        — Теперь отойди от дракона и медленно приблизься ко мне, — скомандовал лысый.
        Озадаченный юноша двинулся вперёд. Когда их разделял лишь ярд, человек приказал:
        — Остановись! А теперь сними все преграды вокруг своего сознания и приготовься: я проверю твои мысли и воспоминания. Если попытаешься сокрыть что-то от меня, я силой возьму то, что хочу… и это сведёт тебя с ума. Не подчинишься — твоего спутника убьют.
        — Почему? — поражённо воскликнул Эрагон.
        — Я должен убедиться, что ты не служишь Гальбаториксу, и понять, почему сотни ургалов колотят в наш парадный вход, — рявкнул лысый. Взгляд его близко посаженных глаз быстро метался туда-сюда, этот человек явно был не прост. — Никто не может войти в Фарзен Дур без проверки.
        — На это нет времени. Нам нужен целитель! — запротестовал Эрагон.
        — Молчать! — рявкнул мужчина, сжимая ткань своих одеяний тонкими пальцами. — Пока тебя не проверят, твои слова не имеют значения!
        — Но она умирает! — гневно возразил Эрагон, указывая на Арью. Положение их было весьма ненадёжным, но юноша не мог позволить никому никаких проверок, пока об эльфийке не позаботятся.
        — Это подождёт! Никто не покинет эту комнату, пока мы не узнаем всю правду. Если только ты не хочешь…
        Вдруг вперёд выскочил гном, спасший Эрагона из озера.
        — Ты что, ослеп, Эграз Карн? Не видишь на драконе эльфийку? Если она в опасности, мы не можем держать её здесь. Ажихад и король с нас головы снимут, если мы дадим ей умереть!
        Мужчина зло сощурил глаза, но через мгновение расслабился и учтиво проговорил:
        — Конечно, Орик, мы не дозволим этому случиться. — Он щёлкнул пальцами и указал на Арью. — Снимите её с дракона. — Двое воинов из людей вложили мечи в ножны и нерешительно приблизились к Сапфире, не сводившей с них глаз. — Быстрее, быстрее!
        Люди отвязали Арью от седла и опустили на пол. Один всмотрелся ей в лицо и резко отозвался:
        — Это гонец, нёсший яйцо дракона, Арья!
        — Что? — воскликнул лысый. Глаза гнома Орика расширились от изумления. Лысый впился жёстким взглядом в Эрагона и ровно произнёс: — Тебе придётся многое объяснить.
        Эрагон вернул ему пристальный взгляд со всей уверенностью, на которую был способен.
        — В тюрьме её отравили ядом Скилна Брагх. Теперь её спасёт только Нектар Тунивора.
        Лицо лысого сделалось абсолютно непроницаемым. Он застыл неподвижно, только губы иногда дёргались.
        — Хорошо. Отнесите её к целителям и скажите, что ей дать. И охраняйте, пока церемония не завершится. Позже у меня для вас будут новые приказания.
        Воины коротко кивнули и вынесли Арью из комнаты. Эрагон смотрел им вслед; ему так хотелось сопровождать её вместе с ними… Но лысый снова привлёк его внимание словами:
        — Хватит, мы и так потратили слишком много времени. Приготовься к проверке.
        Эрагон совершенно не желал, чтобы этот безволосый человек, угрожающий им, копался в его сознании, обнажая каждую мысль и каждое чувство, но он понимал, что сопротивление бесполезно. В воздухе повисло напряжение. Взгляд Муртага жёг затылок юноши. Наконец, Эрагон наклонил голову.
        — Я готов.
        — Хорошо, тогда…
        Но Орик внезапно перебил его:
        — Лучше не вреди ему, Эграз Карн, иначе заимеешь серьёзный разговор с королём.
        Лысый посмотрел на него с раздражением, а затем скупо улыбнулся, глядя в лицо Эрагону.
        — Лишь если он будет сопротивляться.
        Затем он склонил голову и пропел несколько невнятных слов.
        В сознание Эрагона безжалостно вторгся ментальный щуп, и юноша задохнулся от боли и шока. Глаза его закатились, он машинально принялся воздвигать барьеры вокруг сознания. Эта атака была невероятно мощной.
        Не делай этого! — закричала Сапфира. Её мысли слились с его разумом, наполняя юношу новыми силами. Ты ставишь Муртага под угрозу! Эрагон запнулся, стиснул зубы и вынудил себя снять защиту, открываясь перед ненасытным щупом. От лысого тут же донеслось чувство разочарования, и его давление усилилось. Сила, исходящая от этого разума, была какой-то гнилостной и нездоровой; в ней определённо было что-то не так.
        Да он же хочет, чтоб я ему противостоял! — воскликнул Эрагон, когда на него нахлынула новая волна боли. Мгновение спустя она спала, но её тут же сменила другая. Сапфира изо всех сил старалась её подавить, но даже она не могла полностью оградить от боли сознание юноши.
        Дай ему то, что он хочет, быстро сказала она, но защити всё остальное. Я помогу. Его сила не сравнится с моей; я уже прикрываю от него наши слова.
        Тогда почему мне до сих пор больно?
        Боль исходит от тебя.
        Эрагон поморщился — в поисках нужных сведений щуп зарывался в его память всё дальше, в череп будто гвоздь вбивали. Лысый грубо проник в его детские воспоминания и начал там копаться. Они ему не нужны — выкинь его оттуда! — зло зарычал Эрагон.
        Не могу, это для тебя опасно, сказала Сапфира. Я могу сокрыть воспоминания от его взора, но не тогда, когда он их уже нашёл. Думай быстро, потом скажешь мне, что нужно спрятать!
        Эрагон попытался преодолеть боль и сосредоточиться. Он пробежался по своей памяти с того момента, как нашёл яйцо Сапфиры, и скрыл те её разделы, где хранились их беседы с Бромом, включая все древние слова, что он выучил. Путешествия через долину Паланкар, Язуак, Дарет и Тейрм по большей части остались нетронутыми. Но юноша попросил Сапфиру спрятать всё, что он помнил о предсказании Анжелы и Солембуме, и от кражи в Тейрме перескочил к смерти Брома, собственному заключению в Гил’эйде и, наконец, моменту, когда Муртаг раскрыл своё истинное лицо.
        Эрагон хотел и это воспоминание спрятать, но Сапфира заартачилась. Вардены имеют право знать, кого укрывают под своей крышей, особенно, если это сын Клятвопреступника!
        Просто сделай это, коротко проговорил юноша, борясь с очередной волной муки. Я не хочу быть тем, кто его выдаст, по крайней мере — не этому человеку.
        Но Муртага раскроют, когда начнут проверять, резко предупредила Сапфира.
        Просто сделай это.
        Итак, самые важные сведения были сокрыты, и Эрагону оставалось только ждать, пока лысый закончит свою проверку. Это было похоже на то, как если бы он сидел смирно, пока ему вырывают ногти ржавыми щипцами. Всё его тело онемело, на челюсти вспухли желваки. От кожи исходил жар, по шее текла струйка пота. Долгие минуты еле тащились одна за другой, а юноша остро ощущал каждую секунду из них.
        Лысый прокладывал путь по памяти Эрагона медленно, словно шипастая лоза, пробивающаяся к солнечному свету. Он заострял внимание на тех вещах, которые сам юноша полагал неважными, — например, на образе его матери, Селены; казалось, мужчина нарочно медлил, чтобы продлить страдания своей жертвы. Довольно долго он изучал воспоминания Эрагона о ра’заках, а затем и о Тени. И лишь когда его приключения были рассмотрены целиком и полностью, лысый начал выходить из сознания юноши.
        Чувствовать удалявшийся щуп было всё равно, что вытаскивать занозу. Эрагон содрогнулся, покачнулся и рухнул на пол. В последний миг его подхватили сильные руки и мягко опустили на холодный мрамор. Рядом Эрагон услышал восклицание Орика:
        — Ты слишком далеко зашёл! Он не был настолько силён.
        — Ничего, выживет. Это всё, что нужно, — коротко ответил лысый.
        Раздалось сердитое ворчание.
        — Ну, и что ты нашёл?
        Тишина.
        — Так что, ему стоит доверять или нет?
        Лысый нехотя проговорил:
        — Он… вам не враг.
        По комнате пронеслись явные вздохи облегчения.
        Эрагон заморгал, открыл глаза и осторожно попытался подняться.
        — Тише, тише, — сказал Орик, обхватив его толстой рукой и помогая встать на ноги. Эрагон пошатнулся, зло глядя на лысого. В горле Сапфиры раздалось низкое громовое рычание.
        Лысый не обратил на них внимания. Он повернулся к Муртагу; меч от горла парня так и не отвели.
        — Твоя очередь.
        Муртаг напрягся и покачал головой. Меч слегка кольнул его шею. По коже тонкой струйкой потекла кровь.
        — Нет.
        — Откажешься — и защиты тебе не будет.
        — Ты объявил Эрагона достойным доверия, так что ты не можешь угрожать ему смертью, чтобы повлиять на меня. А раз не можешь, то ничто из того, что ты скажешь или сделаешь, не убедит меня открыть свой разум.
        Лысый с насмешливой ухмылкой вздёрнул то, что можно было бы назвать бровью, если б там были хоть какие-то волосы.
        — А как же твоя собственная жизнь? Ей-то я по-прежнему могу угрожать.
        — Не сработает, — холодно проговорил Муртаг, и его слова звучали так убедительно, что в них невозможно было сомневаться.
        Лысый яростно выдохнул.
        — У тебя нет выбора!
        Он шагнул вперёд и положил ладонь Муртагу на лоб, стиснув руку так, чтоб тот не двигался. Муртаг напрягся, его лицо окаменело, кулаки стиснулись, мышцы вздулись. Он явно боролся изо всех сил. Лысый яростно оскалился — сопротивление его раздражало; он немилосердно впился пальцами в кожу Муртага.
        Эрагон сочувственно поморщился, понимая, что за ужасная битва происходила меж ними. Ты можешь ему помочь? — спросил он Сапфиру.
        Нет, мягко сказала она. Он никого не допустит в свой разум.
        Наблюдая за поединком, Орик становился всё мрачнее.
        — Илф карнз ородум, — наконец пробормотал он, а затем выскочил вперёд и закричал: — Хватит!
        Гном схватил лысого за руку и оторвал от Муртага с силой, явно несоразмерной росту.
        Лысый споткнулся, но удержался на ногах и в ярости повернулся к Орику.
        — Как ты посмел?! — заорал он. — Ты сомневался в моих приказах, открыл ворота без разрешения, а теперь ещё и это! Ты не выказал ничего, кроме дерзости и вероломства. И ты думаешь, что теперь король тебя защитит?
        — А ты бы оставил их на смерть! — ощетинился Орик. — Если бы я прождал ещё минуту, их бы убили ургалы. — И он указал на Муртага, который пытался отдышаться. — Мы не имеем права выпытывать у него сведения! Ажихад этого не одобрит. И уж точно не сейчас, когда ты проверил Всадника и нашёл его безвинным. И ещё — они доставили нам Арью.
        — И ты позволишь ему войти без проверки? Ты что, такой дурак, что подвергнешь опасности всех нас? — яростно вопросил лысый. В его диких глазах бился едва сдерживаемый гнев; казалось, мужчина сейчас разорвёт гнома на куски.
        — Он владеет магией?
        — Это…
        — Он владеет магией? — взревел Орик, и его низкий голос эхом разнёсся по комнате. Лицо лысого внезапно потеряло всякую выразительность. Он сцепил руки за спиной.
        — Нет.
        — Тогда чего ты боишься? Сбежать он не сможет, и никаким колдовством воспользоваться тоже, особенно если твои силы так велики, как ты утверждаешь. Но меня можешь не слушать, спроси Ажихада, чего он хочет.
        Какое-то мгновение лысый с непроницаемым лицом смотрел на Орика, затем перевёл взгляд на потолок и закрыл глаза. Его плечи странным образом оцепенели, а губы беззвучно задвигались. От напряжения бледная кожа у него над глазами пошла морщинами, пальцы стиснулись, будто душили невидимого врага. Он стоял так несколько минут, поглощённый беззвучным разговором.
        Открыв глаза, лысый не обратил на Орика никакого внимания, зато прикрикнул на воинов:
        — Уходим, живо! — Когда те по очереди стали проходить в дверь, он холодно обратился к Эрагону: — Поскольку я не смог завершить свою проверку, ты и… твой друг останетесь здесь на ночь. Если он попытается уйти, его убьют.
        С этими словами мужчина повернулся на каблуках и вышел из комнаты, блестя бледным черепом в свете ламп.
        — Спасибо, — прошептал Орику Эрагон.
        Гном только крякнул.
        — Я распоряжусь, чтобы принесли еды.
        Он пробормотал какую-то фразу себе под нос и ушёл, качая головой. За дверью вновь загремел засов.
        Эрагон уселся на пол. От треволнений дня и вынужденного марш-броска его мысли были словно в тумане, веки тяжелели. Сапфира примостилась рядом. Нужно быть осторожнее. Похоже, здесь у нас врагов не меньше, чем в Империи. Юноша кивнул, он слишком устал, чтобы говорить.
        Муртаг с остекленевшим, пустым взглядом прислонился к дальней стене и сполз по ней на сияющий пол. Там он прижал рукав к царапине на шее, чтобы остановить кровотечение.
        — Ты в порядке? — спросил Эрагон. Муртаг судорожно кивнул. — Он из тебя что-нибудь вытянул?
        — Нет.
        — Как ты смог его к себе не допустить? Он так силён…
        — Меня… меня хорошо обучили. — В голосе Муртага слышалась горькая нотка.
        Воцарилось молчание. Взгляд Эрагона зацепился за один из светильников, висящий в углу. Какое-то время мысли юноши блуждали бесцельно, затем он вдруг сказал:
        — Я не позволил им узнать, кто ты.
        На лице Муртага отразилось облегчение. Он склонил голову.
        — Спасибо, что не выдал.
        — Они тебя не узнали.
        — Нет.
        — И ты по-прежнему утверждаешь, что ты — сын Морзана?
        — Да, — вздохнул он.
        Эрагон начал было что-то говорить, но запнулся, когда ему на руку капнуло что-то горячее. Взглянув вниз, он вздрогнул: с его кожи скатывалась капля тёмной крови. Она упала с крыла Сапфиры. Я совсем забыл. Ты же ранена! — воскликнул юноша, кое-как поднимаясь на ноги. Давай я тебя вылечу.
        Будь осторожней. С такой усталостью легко понаделать ошибок.
        Знаю. Сапфира развернула крыло и опустила его на пол. Муртаг наблюдал за тем, как Эрагон провёл ладонями по тёплой синей мембране, произнося «Ваисе хейлл» всякий раз, как находил отверстие от стрелы. К счастью, все раны драконицы оказалось относительно легко залечить, даже на носу.
        Закончив, Эрагон резко осел на пол, прислонившись к Сапфире и тяжело дыша. Он слышал, как бьётся её большое сердце, неся по жилам непрерывную пульсацию жизни.
        — Надеюсь, нам скоро принесут еду, — проговорил Муртаг.
        Эрагон пожал плечами, он был слишком измучен, чтобы чувствовать голод. Юноша скрестил руки на груди; веса Зар’рока на боку ему явно недоставало.
        — Почему ты здесь?
        — Что?
        — Если ты и впрямь сын Морзана, Гальбаторикс не дал бы тебе свободно разгуливать по Алагейзии. Как случилось, что тебе удалось найти ра’заков в одиночку? Почему я никогда не слышал, что у Клятвопреступников были дети? И что ты здесь делаешь? — К концу своей тирады юноша почти кричал.
        Муртаг провёл ладонями по лицу.
        — Это длинная история.
        — Мы никуда не торопимся, — парировал Эрагон.
        — Уже слишком поздно для разговоров.
        — Завтра для них, возможно, вообще не останется времени.
        Муртаг обхватил руками колени и положил на них подбородок, раскачиваясь взад-вперёд и уставясь в пол.
        — Это не… — начал было он, но оборвал фразу. — Останавливаться я не буду… так что устраивайся поудобнее. Моя история не из коротких.
        Эрагон подвинулся к боку Сапфиры и кивнул. Драконица внимательно наблюдала за ними обоими.
        Первую фразу Муртаг произнёс запинаясь, но постепенно его голос окреп и обрёл уверенность.
        — Насколько я знаю… я — единственный ребёнок у Тринадцати Прислужников, или Клятвопреступников, как их ещё называют. Могут быть и другие, ведь Тринадцать были способны спрятать всё, что им захочется, но я в этом сомневаюсь, а почему — объясню позже.
        Мои родители встретились в какой-то деревушке — я так и не узнал, где именно, — когда отец путешествовал по делам короля. Морзан проявил к моей матери некую относительную сердечность, которая, несомненно, была уловкой, чтобы завоевать её доверие. Когда он уезжал, она отправилась вместе с ним. Какое-то время они путешествовали вместе, и, как это всегда бывает, она отчаянно в него влюбилась. Морзан был доволен, узнав об этом: во-первых, ему предоставлялись бесчисленные возможности мучить девушку, а во-вторых — он понял преимущество положения, когда у тебя есть слуга, который ни за что не предаст.
        И когда Морзан вернулся ко двору Гальбаторикса, моя мать стала его орудием, на которое он больше всего полагался. Он использовал её для передачи тайных посланий и даже научил основам магии, что помогало ей оставаться незамеченной и, временами, вытягивать сведения из других людей. Отец изо всех сил старался защитить её от прочих Прислужников — но не из нежных чувств, а лишь потому, что они бы использовали её против него, дай им только шанс… Так прошло три года, пока моя мать не забеременела.
        Муртаг на миг умолк, теребя в пальцах прядь волос. Когда же он продолжил, его голос потерял всякую выразительность:
        — Мой отец был хитроумным человеком, и это ещё слабо сказано. Он понимал, что беременность подвергнет опасности и его, и мою мать, не говоря уже о ребёнке — то есть, обо мне. И в глухую ночь Морзан похитил мать из дворца и забрал к себе в замок. Там он наложил мощные чары, запрещавшие входить в поместье любому, кроме нескольких избранных слуг. Таким образом беременность держалась в тайне от всех, кроме Гальбаторикса.
        Гальбаторикс знал о самых личных подробностях жизни Прислужников: заговорах, поединках и, что самое важное, мыслях. Он наслаждался, наблюдая за тем, как они грызутся меж собой и часто помогал тому или другому для собственного развлечения. Но тайну моего существования он по какой-то причине никогда не раскрывал.
        Я родился в положенный срок и был отдан кормилице, чтобы моя мать могла вернуться к Морзану. Другого выбора у неё не было. Отец разрешил ей навещать меня каждые несколько месяцев, но в иное время мы не виделись. Так прошло ещё три года, тогда-то мне и достался… шрам на спине.
        Минуту Муртаг помолчал, чтобы собраться с мыслями.
        — Так бы я и вырос, и возмужал, если бы Морзана не отозвали охотиться за яйцом Сапфиры. Стоило ему уехать, как моя мать, оставшаяся в замке, внезапно исчезла. Никто не знал, куда она ушла и почему. Король пытался выследить её, но его люди не смогли напасть на след — без сомнения, ей это удалось благодаря обучению у Морзана.
        Когда я родился, в живых оставалось только пятеро из Тринадцати. К отъезду Морзана их число сократилось до трёх; когда же он наконец схватился с Бромом в Гил’эйде, кроме него не осталось уже никого из Прислужников. Они умирали по разным причинам: убивали себя сами, погибали в засадах, из-за злоупотребления магией… но по большей части это была работа Варденов. Мне говорили, что из-за этих потерь король приходил в ужасную ярость.
        Однако, ещё до того, как весть о смерти Морзана и прочих дошла до нас, моя мать вернулась. С момента её исчезновения прошли многие месяцы. Здоровье её пошатнулось, будто она перенесла тяжёлую болезнь, и с каждым днём ей становилось всё хуже. Через две недели моя мать умерла.
        — И что потом случилось? — спросил Эрагон, боясь, что Муртаг замолчит.
        Тот пожал плечами.
        — Я вырос. Король вызвал меня во дворец и обеспечил воспитание. В остальном он оставил меня в покое.
        — Тогда почему ты ушёл?
        У Муртага вырвался жёсткий смешок.
        — Скорее уж, сбежал. В мой прошлый день рожденья, когда мне исполнилось восемнадцать, король вызвал меня в свои покои, поужинать наедине. Приглашение меня удивило, ведь я всегда держался подальше от двора и редко виделся с королём. Мы говорили раньше, но всегда в присутствии аристократов, славившихся умением подслушивать.
        Естественно, приглашение я принял, ведь отказаться было бы глупо. Трапеза была великолепной, но меня всё время не отпускал взгляд чёрных глаз короля. Он сбивал с толку; казалось, Гальбаторикс пытался увидеть нечто, скрытое в моём лице. Я не знал, как это понимать, и изо всех сил пытался вести вежливую беседу, но король отказывался говорить, и вскоре мне пришлось прекратить попытки.
        Когда с едой было покончено, он наконец-то взял слово. Ты никогда не слышал его голоса, поэтому мне трудно объяснить, на что это похоже. Его слова завораживали, он, будто змей, нашёптывал мне в уши красивую ложь. Я никогда больше не слышал речей столь убедительных и пугающих. Король соткал для меня видение: мечту об Империи, какой он её себе представлял. В этой мечте по всей стране были построены прекрасные города, населённые величайшими воинами, ремесленниками, музыкантами и философами. Ургалы были наконец-то стёрты с лица земли. А владения Империи расширились по всем сторонам света, пока не достигли всех концов Алагейзии. В стране царили мир и процветание, но, что ещё удивительнее, в неё вернулись Всадники, чтобы мудро править вотчинами Гальбаторикса.
        Зачарованный, я слушал его, должно быть, несколько часов. Когда король умолк, я страстно пожелал узнать, как можно будет вернуть Всадников, ведь все знали, что драконьих яиц больше не осталось. Тогда Гальбаторикс затих и задумчиво посмотрел на меня. Долгое время он молчал, а потом протянул руку и спросил: «О, сын моего друга, будешь ли ты служить мне и помогать в трудах моих по воплощению этого рая?»
        Да, я знал историю, стоявшую за тем, как он и мой отец взошли к власти, но мечта, которую он нарисовал, была слишком неодолимой, слишком соблазнительной, чтобы от неё отмахнуться. Я преисполнился рвения исполнить эту миссию и с жаром принёс королю свой обет. Гальбаторикс был явно доволен; он дал мне своё благословение и отпустил со словами: «Я призову тебя, когда возникнет нужда».
        Нужда не возникала несколько месяцев. Когда же король позвал меня, я вновь почувствовал возвращение былого восторга. Мы встретились наедине, как и раньше, но в этот раз он не был ни приятен, ни обаятелен. Вардены только что уничтожили три его отряда на юге, и гнев короля вырвался на волю в полную силу. Ужасным голосом он приказал мне возглавить войска и уничтожить Кантос, где время от времени скрывались повстанцы. Когда же я спросил, что делать с местными и как мы узнаем, виновны они или нет, он воскликнул: «Они все предатели! Сожги их всех заживо и смешай пепел с навозом!» Король продолжал кричать, проклиная своих врагов и описывая, какие бедствия он принесёт в земли всех, кто замышляет недоброе против него.
        Его голос уже не был похож на тот, что я слышал, и потому я понял, что в Гальбаториксе нет ни милосердия, ни дальновидности, и не этими качествами он завоёвывает верность подданных, но правит лишь грубой силой, ведомый собственными страстями. И в тот момент я решил сбежать от него и из Уру’бэйна на веки веков.
        Как только я освободился от его присутствия, мы с моим верным слугой Торнаком подготовились к побегу. Бежали в ту же ночь, но каким-то образом Гальбаторикс предвидел мои действия, потому что за воротами нас ждали солдаты. О, мой меч окрасился кровью, мерцая в тусклом свете фонарей. Мы победили… но во время боя Торнак был убит.
        Один, охваченный горем, я бежал к старому другу, который укрыл меня в своём поместье. Пока я скрывался, то внимательно прислушивался к каждой сплетне, пытаясь предсказать, как поведёт себя Гальбаторикс, и спланировать своё будущее. И в то время до меня дошёл слух о том, что король послал ра’заков, чтобы захватить кого-то в плен или даже убить. Помня его планы насчёт Всадников, я решил найти ра’заков и последовать за ними, просто на случай, если они действительно обнаружили дракона. Вот так я и нашёл тебя… Больше тайн у меня нет.
        Мы по-прежнему не знаем, правду ли он говорит, предупредила Сапфира.
        Знаю, сказал Эрагон, но зачем ему нам лгать?
        Может, он безумец.
        Сомневаюсь. Эрагон провёл пальцем по жёсткой чешуе Сапфиры, наблюдая, как на ней играет отражённый свет.
        — Так почему ты не присоединишься к Варденам? Какое-то время они, конечно, не будут тебе доверять, но, как только ты докажешь свою верность, к тебе будут относиться с уважением. Ведь они в каком-то смысле твои союзники, верно? Они сражаются, чтобы положить конец власти короля. Не этого ли ты хочешь?
        — Мне что, всё тебе разжевать? — поинтересовался Муртаг. — Я не хочу, чтобы Гальбаторикс узнал, где я, а это неизбежно, если люди начнут говорить, что я перешёл на сторону его врагов, пусть я этого никогда и не сделаю. Эти… — тут он помолчал, а затем с отвращением произнёс: — Эти повстанцы пытаются не только свергнуть короля, но и уничтожить Империю… а я не хочу, чтобы так случилось. Иначе будут посеяны семена кровавых волнений и анархии. Король прогнил, да, но сама система здорова. А что до того, как заслужить доверие Варденов, — ха! Да как только меня раскроют, со мной будут обращаться как с преступником, если не хуже. И не только, подозрение падёт ещё и на тебя, ведь мы путешествовали вместе!
        Он прав, сказала Сапфира.
        Эрагон не обратил на неё внимания.
        — Не всё так плохо, — проговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал бодрее. Муртаг саркастически фыркнул и отвернулся. — Уверен, они не станут…
        Но юноша оборвал фразу: внезапно дверь распахнулась на ширину ладони, и кто-то сунул внутрь две миски. За ними последовали буханка хлеба и толстый кусок сырого мяса, затем дверь опять захлопнулась.
        — Наконец-то! — проворчал Муртаг и направился за едой. Мясо он бросил Сапфире, та поймала его в воздухе и заглотила целиком. Буханку Муртаг разломил на две части, половину отдал Эрагону, поднял свою миску и вернулся в угол.
        Ели в молчании. Муртаг яростно вгрызался в свою порцию. Когда же он опустил миску, то объявил:
        — Я иду спать, — и больше не сказал ни слова.
        — Спокойной ночи, — отозвался Эрагон. Он улёгся рядом с Сапфирой, заложив руки за голову. Драконица обвила вокруг него длинную шею, как кошка обвивается хвостом, и уложила морду рядом с его лицом. Её крыло распростёрлось над юношей, будто синяя палатка, погружая его в кромешную тьму.
        Спокойной ночи, малыш.
        Губы Эрагона тронула лёгкая улыбка, но он уже спал.